Евгений Беркович - Антиподы. Альберт Эйнштейн и другие люди в контексте физики и истории
Макс фон Лауэ
Видя, что усилия коллег не приносят успеха, Эйнштейн сам догнал Ленарда в гардеробе и попросил прощения. На что обиженный профессор только бросил: «Сейчас это уже слишком поздно» [Schönbeck, 2000 стр. 31].
После этой сцены оба физика покинули зал заседаний и порознь отправились на вокзал. Герке, который не успел даже попрощаться со своим кумиром, бросился за ними и тоже поспешил на вокзал, но опоздал: поезд на Франкфурт уже отходил от перрона. Через несколько дней в письме Ленарду Герке рассказал, что в окне одного купе он увидел Эйнштейна, и тот его тоже узнал.
Помирить Ленарда с Эйнштейном не было никакой возможности. Правда, Альберт сделал последнюю попытку и выполнил требование Ленарда о публичном извинении. В литературе, посвященной событиям в Бад Наухайме, на этот факт не часто обращают внимания (см., например, [Beyerchen, 1982]). А между тем, на следующий день после окончания дискуссий по теории относительности, 25 сентября 1920 года в той самой газете «Берлинер Тагеблатт», где была опубликована статья Эйнштейна против Вайланда и Ленарда, появилось следующая заметка:
«От профессоров Ф. Химштедта[56] (Фрайбург) и М. Планка (Берлин) к нам из Бад Наухайма поступило для публикации следующее заявление: в „Берлинер Тагеблатт“ от 27 августа была опубликована заметка господина профессора Эйнштейна под названием „Мой ответ антирелятивистскому предприятию“ как защита от „Общества немецких естествоиспытателей в поддержку чистой науки“, на первом собрании которого, как известно, господин Вайланд зло нападал лично на него. В этой же заметке он также упоминал господина профессора Ленарда, который, наряду с другими физиками, был внесен в список докладчиков. Недавнее заседание естествоиспытателей в Бад Наухайме дало нам возможность установить, что господин Ленард был включен в список помимо его воли. На основании этого господин Эйнштейн уполномочил нас сообщить о его крайнем сожалении, что он в своей заметке не удержался от обвинений, направленных против глубоко им уважаемого коллеги господина Ленарда [Schönbeck, 2000 стр. 31]».
Это запоздалое извинение уже ничего не смогло изменить.
На дверях кабинета Ленард повесил рукописное объявление: «Членам так называемого Немецкого физического общества вход воспрещен». Сам он из этого общества демонстративно вышел.
Альберт Эйнштейн был крайне раздосадован тем, как он вел себя в Бад Наухайме.
Записка на двери кабинета Ленарда
Спустя месяц после съезда Немецких естествоиспытателей и врачей в открытке, отправленной из Голландии Максу Борну, великий физик признавался:
«Все, что меня ожидает, я переживу как безучастный зритель и не позволю втянуть себя в скандал, как в Наухайме. Непостижимо, что я из-за дурного общества так основательно потерял чувство юмора» [Born, 1969 S. 67].
«Антисемитизм очень силен»
В сентябре 1922 года Общество немецких естествоиспытателей и врачей отмечало столетие со дня основания. Юбилейный съезд проводился в Лейпциге. Одно из заседаний предполагалось снова посвятить обсуждению принципа относительности. Ленард надеялся, что ему удастся убедить коллег перестать восхищаться теорией Эйнштейна и признать ее фикцией. Об этом говорит его интенсивная переписка с Максом Планком, Вилли Вином и другими именитыми физиками. Но все усилия оказались тщетными, специалисты по-прежнему высоко ценили теорию относительности и отдавали должное гениальности ее автора. Директор гейдельбергского института физики был глубоко разочарован. Это видно по тону его «Предупреждения немецким естествоиспытателям», добавленного в качестве предисловия ко второму изданию брошюры «Эфир и праэфир», опубликованной в июле 1922 года, специально к съезду в Лейпциге [Lenard, 1922].
В «Предупреждении» Ленард критикует физиков и математиков, придающих слишком большое значение теории относительности, которая, по его мнению, есть просто гипотеза, и его книга делает ее просто ненужной. С тем, что о ней трезвонят газеты, еще можно было бы смириться, но куда опаснее, что ее восхваляет научное сообщество:
«Есть разница, когда безобразие (имеется в виду реклама теории относительности и Эйнштейна) творится только на страницах газет, и когда в этом участвует общество, от которого ожидают разумного и взвешенного приговора» [Lenard, 1922 S. 5].
Теорию относительности, считал Ленард, поддерживают математики, которые видят в ней одну из форм схоластики: «они стремятся к знанию в своих головах, вместо того, чтобы экспериментировать собственными руками и наблюдать природу собственными глазами» [Lenard, 1922 S. 6–7].
Летом 1922 года Ленард, не забывший обид Бад Наухайма, сводит счеты со своими обидчиками. Своих критиков он скопом обвиняет в нечестности, саркастически подчеркивая их еврейское происхождение: «Известна еврейская черта – легко переводить деловые вопросы в область личной перебранки» [Lenard, 1922 S. 9].
Ленард, естественно, не замечает, что сам переводит «деловые вопросы в область личной перебранки». Особенно раздражает его наглость Эйнштейна в Бад Наухайме, когда тот сравнивал «свою собственную недоказанную гипотезу», как называл Ленард теорию относительности, с прославленной и многократно проверенной системой Галилея, лежащей в основе классической механики.
С лета 1922 года Ленард начал отрицать справедливость даже специальной теории относительности, хотя раньше его возражения вызывала только общая теория. Заодно все достижения Эйнштейна объявляются плагиатом. То, что автору теории относительности удается ввести в заблуждение такое множество людей, Ленард объясняет «подменой понятий, которая постоянно витает вокруг господина Эйнштейна, представляемого в качестве немецкого естествоиспытателя» [Schönbeck, 2000 стр. 35]. Эта подмена очевидна знатоку расовой теории, замечает автор «Предупреждения немецким естествоиспытателям».
Через много лет, редактируя в 1940 году собрание своих сочинений, Ленард сделал в этом месте рукописное примечание, что указание на расовую теорию «в то время столкнулось с диким сопротивлением».
Написанное в июле 1922 года «Предупреждение» знаменует поворотный пункт в жизни Ленарда. До этого он не позволял себе в научных публикациях хотя бы в малой степени проявиться антисемитским чувствам. Теперь же юдофобия Ленарда стала публичной. «Прозревший» под влиянием националистической, «фёлькиш» пропаганды, он начинает видеть в творчестве своего научного антипода, прежде всего, еврейский дух, смертельно опасный для здорового немецкого творчества. Как раз в это время в голове Ленарда закладываются основы нового учения, которое он назовет «немецкая», или «арийская», физика. Расистский взгляд на науку, развитию которого гейдельбергский профессор посвятит все оставшиеся годы жизни, будет поначалу одобрительно встречен руководством Третьего Рейха, пока бесперспективность и научная бесплодность такого подхода не станут очевидными даже далеким от физики людям.
