Чарльз Горен - Бридж – моя игра
У братьев Маркс руки были «ненадежными» и через три или четыре сдачи они столь безнадежно запутались, что закончили турнир с большим отрывом от остальных, но с конца. (Быть может им стоило вернуться к более ранней системе Чико, когда он сидел где-то в удобном месте и сигнализировал братьям расклады оппонентов).
Чем меньше вы предполагаете, тем дальше будете.
Иногда кажется, что нет числа проблем коммуникаций в бридже и механизмов, способствующих их разрешению. Но даже лучшие их них требуют «отзывчивого» партнера, умеющего мгновенно оценить вашу искусственную заявку, расшифровав ее подобающим образом. Возьмите, к примеру, конвенционную шлемовую контру. Как уже отмечалось в предыдущей главе, эта контра требует от партнера необычаной атаки. Не в масть, которую вы объявили. Не в масть, которую вы контрите. Вы просите атаковать в первую побочную масть стола; если же партнер разыгрывающего в ходе торговли не заявлял побочной масти, то – в первую побочную масть играющего. Для большинства игроков все это запомнить является делом необычайной трудности. Предположив, что среднему игроку это запомнить невозможно, вы преуспеете в игре. Если, играя в клубе, вы дадите конвенционную шлемовую контру ненадежному партнеру, то он, не моргнув глазом, заатакует в масть, которую вы заявили в торговле. Если вы молчали во время торговли, он выберет масть, неупоминавшуюся противниками. Готов заключить пари, что так оно и случится. Рассчитывайте на это. Если ваш партнер более искушен в тонкостях игры, то, получив от вас конвенционную шлемовую контру, в его мозгу ярко вспыхнут какие-то воспоминания, связанные с этой заявкой, и он скажет себе под нос: «Ну, конечно, он требует необычной атаки».
Эта потрясающая догадка побудит его к атаке самой малой из TДxxx, что, конечно же, отвечает требованию необычности, но дает прямо противоположные результаты.
Если вы абсолютно уверены, что: а) партнер знает сущность шлемовой контры, б) партнер относится к тому резкому типу игроков, которые безошибочно вспоминают, кто и какую масть назвал первым, и в) ваш партнер пропустил лишь одну порцию виски с содовой, тогда дайте ему добрую старую шлемовую контру ясным и громким голосом с уверенностью, что атака окажется разящей и оставит большой шлем «без одной».
Иначе, забудьте все, о чем мы говорили.
Существует еще одна распространенная конвенция, применение которой более проблематично, чем польза, которую она приносит. Речь идет о пятикартном мажоре. Не имея которого, вы не имеете право открываться мажорной мастью. С такой рукой:
♠TKДB ♥TKДB ♦764 ♣54
от вас ждут открытие сильнейшим минором, в данном случае бубной. Начиная со следующего круга (если он, конечно, состоится) вы начинаете демонстрировать свои мажоры.
Нужно признать, что эта конвенция не без достоинств, но меня лично она так и не смогла увлечь, потому что я всегда оставался приверженцем натуральной торговли. При наличии у вас четырехкартного мажора, а то и двух, как в вышеозначенной руке, например, эта конвенция требует от вас открытия минором, которому рука вовсе не соответствует. А что получается, когда у вас действительно бубновая или трефовая масть. Вам потребуется два или три круга торговли, пока партнер поймет, что вы вовсе не собираетесь шутки шутить, что у вас в действительности открытие в минорной масти. Но, к сожалению, он обнаружит это на два или три круга позже, чем следовало. Итог пятикартной мажорной конвенции – двусмысленность, сомнение, усложненность и отсутствие уверенности в партнере, не говоря уже о большем, по сравнению с натуральной торговлей, количестве ошибок. Конечно, информация о наличии пятерки пик или пятерки червей у партнера – вещь весьма заманчивая, но, если вы умелый игрок, то нет ничего страшного играть контракт и на семикартном козыре, т.е. фите четыре–три. Мы называем этот фит «Мойшенским», в честь издателя «Брифи Уорлд». Сонни Мойше оспаривал уместность пятикартной мажорной конвенции, утверждал, что фит четыре–три дает отличные результаты. И он много раз доказывал это.
Система моей мечты
Иной раз меня обуревает желание, так, ради драматического эффекта, предложить великую конвенцию, которая заставила бы всех изумиться моей изобретательности. Ну, например: двойной прыжок в интервенции в красной масти, после открытия противником двумя в черной, показывает 16 очков, бланкового валета. Или: открытие в торговле «одним в масти» демонстрирует двенадцать–четырнадцать очков, сидя на линии Юг–Север, и шестнадцать–восемнадцать очков, сидя на линии Запад–Восток, за исключением четных сред, когда показывается шестерка бубен.
Но мне так никогда и не удалось изобрести ничего радикального и столь впечатляющего. Я по-прежнему являюсь приверженцем натуральной системы торговли, когда открытие бубны означает только одно, хоть стреляйте меня, но – это наличие хорошей бубновой масти; открытие одного без козыря показывает регулярную руку и т.д., все предельно просто. Быть может, я и кажусь наивным, но не более чем один джентльмен с Юга, заявивший мне однажды (и я воспринял это, как комплемент): «Я согласен с вами мистер Горен. Если человек заявляет трефу, у него должна быть трефовая масть. Та, что придумал Господь вместе с тремя основными мастями для игры в карты».
Когда кто-то пытается внушить мне, что суперсложность – верный путь к победному бриджу, я вспоминаю год, когда моя команда в числе четырех национальных команд играла в чемпионате Кливленда. Однажды мы уже выигрывали этот турнир, выиграли мы его и на этот раз, но вряд ли найдется хоть один бриджист, который сможет забыть тот потрясающий вечер. Наша команда была в ударе: тридцать шесть сдач и ни одной даже малюсенькой ошибочки. Команда, занявшая второе место и близко не смогла подойти к нам. Ну и, конечно, – неизбежное замечание кибитцера, наблюдавшего за мной весь матч: «И что в нем великого», – услышал я краем уха. – «Он не сделал ничего, что не удалось бы и мне». Я вряд ли когда-либо смогу забыть эту ремарку. До конца моей карьеры она так и осталась самым теплым комплементом в мой адрес.
Великолепный британский игрок С. Дж. Саймон вспоминал схожий случай, доказывающий несомненные достоинства более простых натуральных систем. В одном из матчей к ним с Гаррисоном Греем пришли железные девять взяток, ни больше, ни меньше, они их заказали и, естественно, взяли. Чуть позже, пара бид-мастеров, вооруженных новейшей автоматической системой обмена информации, оплакивала тот факт, что в этой же самой сдаче после пяти раундов торговли они достигли контракта в «четыре червы» и сели без двух. Их естественным желанием было узнать, каким, наверное, одному Богу известным, способом Саймону и Грею удалось достичь контракта в «три без козыря» на этих руках. На свет извлекли протоколы и оказалось, что торговля Саймона и Грея проистекала следующим образом:
