Игорь Минутко - Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха
Однажды Владимир Васильевич Стасов, друг семьи Рерихов и в определенном смысле духовный наставник Николая Константиновича, поздравляя молодого преуспевающего живописца с именинами, написал ему:
…А позвольте спросить, как Вы провели свой торжественный день бенефиса и что Вы во время его прохождения делали? Если ничего больше, как только на охоту ходили да бедных птиц били, ничем не повинных ни душой, ни телом, ни хвостом, ни лапками, что Вам скучно и нечего делать, и ничто Вы лучше не придумали, как лишать кого-то жизни от нечего делать, — то я Вас не хвалю ничуть и желаю Вам, чтобы тот или иней Никола поскорей от Вас отступился бы и повернулся к Вам задом — что это, дескать, за огромный протеже у меня, только и умеет, что простреливать насквозь чужие головы и зады. Нет, нет, ради самого Господа Бога и всех его святых прошу Вас это негодное дело бросить и ни до каких курков и зарядов больше никогда не дотрагиваться.
Мягко-дружеские увещевания и советы седовласого старца услышаны не были: не мог молодой Николай Константинович Рерих отказаться от «негодного дела» — страсти к кровавой охоте…
Однако, возможно, он часто задумывался над этой извечной темой — убийством наших «братьев меньших» — и «для забавы», и ради удовлетворения некой черной страсти, которая атавистически живет в человеке, больше в мужчинах, со времен каменного века, когда охота была для первобытных людей единственным источником существования.
Много лет спустя, в 1916 году (может быть, в декабре? И, значит, в Карелии, в Сердоболе) он напишет стихотворение «Не убить?», которое войдет в цикл стихов «Мальчику». Наверняка, создавая это стихотворение, Николай Константинович думал о своих сыновьях, вступающих в юношескую пору. Вот оно:
Мальчик жука умертвил. Узнать его он хотел. Мальчик птичку убил, Чтобы ее рассмотреть. Мальчик зверя убил, Только для знанья. Мальчик спросил: может ли Он для добра и для знанья Убить человека?
А не о себе ли — в «возрасте своих сыновей» или о себе-студенте — думал он, сочиняя это страшное стихотворение на живописном берегу Ладожского озера? Впрочем, эти строки могли сложиться в Петрограде, когда поездка только планировалась, и северная русская столица уже остыла от шовинистического, ура-патриотического угара первых сокрушительных лет войны и жила предчувствием катастрофических перемен и в России, и в Европе, да и во всем мире…
После завершения образования Николай Рерих делает блестящую служебную карьеру, которая из года в год стремительно и неуклонно идет по восходящей — он занимает последовательно: пост секретаря Общества поощрения художеств — 1901 год, становится директором этого Общества — 1906 год, избирается председателем объединения художников «Мир искусства» — 1910 год.
Служебную карьеру нашего героя накануне Первой мировой войны венчает присвоенное ему в 1914 году звание действительного статского советника, что приравнивалось к чину генерал-майора в армии или контр-адмирала на флоте.
Параллельно и, пожалуй, прежде всего растет его слава художника, живописца — свое рабочее время Николай Константинович распределяет примерно так: 30% — служба, 70% — творчество. В этой связи — несколько дат. Еще во время занятий в Академии художеств в 1897 году ему присваивается звание художника за картину «Гонец»; 1902 — 1905 годы — выставки в Петербурге, Москве, скандинавских странах, в Париже; 1906 год — Рериха избирают в члены Парижского осеннего салона; 1909 год — Николаю Константиновичу Рериху присваивается звание академика Российской академии художеств.
И венчают деятельность будущего «учителя человечества» как на службе, так и в творчестве (по современной терминологии) — правительственные награды: он кавалер орденов Святого Станислава, Святой Анны и Святого Владимира.
Но есть еще одна, секретная — подпольная, если угодно — сфера деятельности Николая Константиновича: масонская, в ложе российских розенкрейцеров, члены которой называли себя также «рыцарями ордена розы и креста».
И здесь необходимо сказать об особой роли в этой специфической области бытия Рериха его супруги, Елены Ивановны. Их женитьба состоялась в 1901 году, юная Елена Рерих на поверхности петербургской жизни — светская красавица, близкая к императорскому двору, чему в немалой степени способствовало служебное положение мужа, его близость к царскому окружению — среди великих княгинь и самых именитых аристократок во время светских приемов в Зимнем дворце, в Царском Селе или в роскошных залах Петродворца. Она — гостеприимная хозяйка, содержательница художественного салона, стены которого украшены в основном полотнами мужа, любящая и заботливая мать — эта женщина в скрытой от посторонних глаз масонской среде пользовалась известностью как сильный медиум: Елена Ивановна страдала эпилепсией, и в минуты, предшествующие приступам болезни, слышала «голоса» и с их помощью могла «вызывать духов»… Она имела сильнейшее влияние на Николая Константиновича, постепенно стала чем-то вроде его духовного поводыря, советчика. Но это знал, точнее сказать, ощущал только Николай Константинович, часто отвергая такое влияние жены в своих внутренних монологах…
В те годы в Петербурге, как и во всей Европе, входил в моду спиритизм. Рерихи спиритические сеансы устраивали у себя дома на Галерной улице, и главным действующим лицом их была Елена Ивановна. Есть смысл назвать некоторых персон, посещавших эти сеансы: Сергей Дягилев, Александр Бенуа, Игорь Грабарь; бывал на них и знаменитый востоковед, буддист Сергей Ольденбург, непременный секретарь Российской академии наук, человек, близкий к Генштабу и военному министру Куропаткину (последний — о чем свидетельствуют архивные документы — неоднократно обращался к ученым за консультациями по поводу тайных русских миссий в Тибет). Бывая в роскошно обставленной квартире Рерихов, Сергей Иванович часто уединялся с хозяином для продолжительных бесед. (N.В! Дамы и господа! О чем же беседовали государственные мужи и масоны? Вполне можно догадаться, имея в виду дальнейший жизненный путь Николая Константиновича. Согласитесь — «горячо»! Очень даже «горячо»…)
В эту же пору Рерих тесно сблизился еще с одним адептом «ордена розы и креста» — со скульптором Сергеем Меркуловым, который придерживался левых взглядов и прежде всего этим обстоятельством был интересен художнику и философу. Меркулов водил дружбу со Степаном Шаумяном и любил вспоминать, как во время учебы в Цюрихе в 1902 году ходил слушать диспуты Ленина и Чернова.
Наиболее экзотической фигурой ложи розенкрейцеров был монгольский интеллигент Хаян Хирва; полиглот, путешественник, влюбленный в европейскую культуру, посетивший Францию, Германию, Грецию, увлекающийся эсперанто, он мечтал о создании общеазиатского языка. С ним тоже сблизился Николай Константинович — его все больше и больше интересовал Восток, особенно восточные страны, примыкающие к границам Российской империи14.
