Алексей Кулаковский - Белый Сокол
И вдруг все удивились: конь остановился. Виктор не подал ему знака идти дальше, так как чувствовал, что настала минута расставаться. Возможно, подумав об этом, он незаметно натянул повод. А может, мальчик пошевелился в седле, и конь принял это как команду.
- Мы дальше не поедем, - сказала Галя, обращаясь к Тимке. - Видишь, сынок, и конь остановился.
Тимка недоверчиво посмотрел на мать, потом перевел взгляд на отца. Тот молчал, опустив голову, и не торопился снимать маленького всадника: будто надеялся, что Тимка сам все поймет и соскочит с седла. Но вот малыш тронул отцовскую руку, и Виктор спохватился, заговорил горячо, возбужденно:
- Скоро я снова приеду, сынок! Приеду насовсем! Тогда мы с тобой вместе покатаемся на коне. Далеко помчимся, во-он за тот лес!..
Виктор взял сына на руки, прижал его к себе и скорее почувствовал, чем увидел, что мальчик плачет, но тихо, как бы тайком. Да только слез не смог ни удержать, ни скрыть: они стремительно катились по щекам и исчезали где-то за воротником курточки. Следы от них долго не высыхали на ветру.
- Я приеду, - уверенно повторил Виктор. - Скоро приеду! Тогда уж... Тогда уж все время будем вместе!..
- Тимка, отдай папе пилотку, - сказала Галя. - А то забудем!
Мальчик потянулся было рукой к голове, но Виктор остановил его:
- Это твоя, сынок, пилотка! Твоя! Я дарю тебе ее... Вот даже со звездочкой... Чтоб ты был настоящим всадником!
- А как же ты? - В голосе жены и благодарность, и сомнение. - Что скажешь в части?
- Так и скажу. - Виктор поправил пилотку на голове у Тимки. - Скажу, что подарил сыну.
Держа ременные поводья на локте, он посмотрел себе под ноги, будто выбирая сухое и уже пригретое место на полевой дороге. И не нашел поблизости такого места - всюду еще лежала роса, искристо поблескивала в первых лучах солнца. Как же поставишь малыша на росу? Передал сына матери, но тот выскользнул из рук и пробежался по росной тропке.
Антонина поняла, что теперь ей с детьми неловко оставаться тут: семье надо попрощаться наедине. Она подошла к Виктору, сердечно пожелала ему счастья и скорого возвращения, а потом, сдерживая слезы, подала листок бумаги, свернутый треугольничком, и попросила:
- Возьмите, пожалуйста... На всякий случай... Это последний адрес моего Змитера. А вдруг ваши дороги и сойдутся.
Виктор понимал безнадежность этой просьбы, но отказать женщине не мог: пусть надеется, что муж жив... Пусть ждет.
Антонининым девочкам интересно было поглядеть, как Тимкин папа будет уезжать на белом коне, но мать, скоро взглянув, повела их с собою.
Никому из них в эти минуты не хотелось спешить, но что делать? Как ни отмахивался Виктор от тревожной мысли, что сегодня может и не успеть на московский поезд, она все время подтачивала сознание, наполняя его беспокойством и нарушая душевное равновесие. Жена, сын... Душа и сердце с ними. Но воинский долг - выше этого. У офицера в резерве - только короткая передышка, будто пересадка с одного поезда на другой. А там снова фронт, взвод или рота на передовой. И эти взвод или рота уже где-то воюют, и еще хорошо, если командует ими старшина или сержант. А то, может, и рядовой солдат: командиров в пехоте почти всюду не хватает. Как помнится Виктору, командир стрелкового подразделения редко оставался в строю больше месяца. А чаще - несколько дней и опять в лучшем случае госпиталь. Хорошо, если удастся, как ему теперь, вернуться в строй. Именно в строй, а не в свое подразделение: никто для лейтенанта не станет искать его прежнюю часть. Она, пока он лечился, могла оказаться далеко, переформироваться, а то и совсем быть расформированной. Дадут новый взвод, и все пойдет сначала. Сколько продержишься, сколько выстоишь? Потом - повторный круг: госпиталь, новая часть, новое назначение.
Лука седла оказалась тепловатой, когда Виктор дотронулся до нее. От солнца? Нет. Солнце еще не успело пригреть. Это Тимка держался обеими руками за луку, и все седло будто дышало нежным детским теплом.
"Пойти и дальше пешком и вести за собою коня? Тогда и Галя пойдет, и Тимка... И Антонина вернется с детьми. А может, вскочить в седло и рвануть с места в галоп, чтобы в один момент оказаться за горкой? Тимка, может, и не поймет, почему так быстро исчез папка. Почему полетел куда-то белый конь. Галя утрет платком слезы и возьмет мальчика на руки. Вспомнит, что возле первой хаты ее ждет Антонина".
У самого уха он услышал нежный, полный ласки и тревоги шепот:
- Опоздаешь, Витя... Из-за нас. Будут неприятности...
Виктор наклоняется к сыну, затем решительно выпрямляется и взлетает в седло. На горку пускает Беляка во всю прыть, там резко останавливает и поворачивает коня. Галя держит Тимку на руках, оба машут руками. Издали Виктору кажется, что его зовут: вернись, вернись! Побудь с нами еще хоть минутку! И ему хочется пришпорить коня, стремительно, как на крыльях, спуститься с горки...
Галя, кажется, догадывается, что у мужа на уме. Конечно, он хочет вернуться, сказать что-то недосказанное, заветное. Нет, не надо! И она последний раз прощально поднимает руку.
* * *
Маленькая, серая, как домашняя кошка, сибирская кобылка мечется между деревьев и кустов. Короткие косматые ноги, черная полоска на спине... Разорвется мина поблизости - кобылка едва не валится от взрывной волны и бросается в сторону, будто перекатывается в другое место. Мина взрывается там, где кобылка остановилась. Осколки секут листья, впиваются в кору деревьев, а лошадку пока что минуют.
Мины падают часто... Кобылка выбилась из сил, спасаясь от смерти. Длинные, похожие на ослиные, уши пугливо сдвинуты, ноги дрожат, когда она хоть на миг останавливается и как бы выбирает, куда ринуться снова.
"Разве так спасешься? - думает Виктор, наблюдая за лошадью из блиндажа. - Неопытная сибирячка, необстрелянная..."
Старшина роты где-то подобрал эту кобылку и при необходимости запрягал ее в повозку. Иногда подвозил на ней ящики с патронами, ротную кухню.
Повозки не видно поблизости, возможно, ее давно уже разнесло минами. И старшины не видно, не слышно. Виктор посылал связного искать его. Солдат куда-то ползал, куда-то бегал, потом ввалился в блиндаж, весь заляпанный мокрым песком, пропахший раздавленными грибами.
- Нигде не нашел, товарищ старший лейтенант!
Виктор поморщился, однако стерпел, не послал бойца снова под огонь. Скорее всего убит старшина. Это уже не удивляет: особую штурмовую роту все время бросают на самые горячие участки.
...Еще на рассвете Виктор пристроился неподалеку от блиндажа возле стожка сена. Стожок невелик, но от пули заслонит, и вражеские позиции из-за него разглядеть можно. Лег на сено, поднес к глазам бинокль.
