Юрий Пантелеев - Полвека на флоте (со страницами)
— Господин капитан! На берег разрешается съехать только вам и доктору.
Максимов ответил:
— Ни я, ни доктор съезжать не намерены. Прошу снабдить меня водой, углем и провизией.
Еще через час или два портовые власти объявили цену на воду. Она оказалась баснословной. Максимов отказался:
— Мы будем допивать итальянскую водичку.
Еще через час нам сообщили, что уголь имеется, но грузчики бастуют и грузить некому. Ехидно улыбаясь, портовый чиновник обещал прислать к нам бригадира грузчиков. К борту подошла небольшая парусная фелюга.
[64]
На палубу поднялись три пожилых феллаха в белых трусах, низко раскланялись и объяснили, что они бастуют потому, что им мало платят за работу.
Но узнав, что это советский корабль, феллахи преобразились:
— Ленин, Ленин, Советы — вери гуд! И поспешили на свою фелюгу. Вскоре на берегу появились толпы феллахов, перепачканных углем. Работали они дружно, быстро. Портовым чиновникам оставалось только удивляться. Вечером погрузка была закончена. Мы угостили грузчиков флотским ужином, а на память они унесли много значков с профилем Ильича и красных звездочек — моряки запаслись ими еще на родине. Краснофлотцы попотчевали своих новых друзей махоркой. Феллахи после первой затяжки задыхались, кашляли, смеялись до слез и даже приплясывали. К великой их радости, мы подарили им несколько пачек. Весть о новом государстве, где ценят и охраняют труд рабочего человека, проникла и сюда — в гущу обездоленных людей колоний. И чем дальше мы шли по этим странам, тем больше и нагляднее в этом убеждались.
Ночью город засверкал множеством огней, а его красивая, вся в пальмах, набережная светилась разноцветными фонарями. Черная южная ночь, приторная от запаха цветов, окутала город и рейд. В бархатном небе горели звезды. Мы стояли близко от парапета набережной, против центра города. Но даже шагнуть не могли на твердую землю. Ни с корабля, ни к кораблю никого не пускали. Пять полицейских катеров дежурили вокруг нашего корабля. Они не отставали от нас и на следующее утро, когда мы двинулись по каналу.
Прямые, как стрела, дамбы, ограждающие канал, обрамлены пальмами, а за ними — пустыня.
Между прочим, идею сооружения Суэцкого канала нередко приписывают англо-французским предпринимателям. А значение этого пути было оценено еще египтянами в глубокой древности. По свидетельству ученого античной эпохи Геродота, еще в Древнем Египте существовал здесь «канал фараонов», по которому ходили корабли. Он не раз заносился песком, а египтяне снова и снова его восстанавливали. В своем нынешнем виде канал возник во второй половине прошлого века. Строили его десять лет. Он почти вдвое сократил путь из Среди-
[65]
земного моря в Индийский океан. (И очень обидно, что сейчас этот замечательный водный путь уже много лет бездействует по вине израильских агрессоров. Современные варвары вывели из строя канал, столь необходимый мировому судоходству.)
Чем дальше мы продвигались на юг, тем становилось все более душно и влажно. Тенты не помогали. Палуба накалялась, как жаровня. Вода в цистернах нагрелась, и пить ее было противно, хотя все изнывали от жажды — вода выдавалась по кружке три раза в день. Никаких установок для кондиционирования воздуха тогда не существовало, как не было и холодильников для продуктов. Питались мы преимущественно консервами и фруктами, запивая их разбавленным красным вином.
Прошли порт Суэц. Канал кончился. Высадили на берег лоцмана. Впереди Красное море. Это оказалась самая тяжелая часть нашего путешествия. В тени, под тентом, термометр показывал сорок градусов при невероятно большой влажности. Мокрым было все: скатерти на столе, салфетки, подушки, простыни. Люди задыхались и, по выражению наших моряков, таяли будто свечки на печке. Спали на палубе, а утром на простынях оставался мокрый контур тела. Ветра не было. А чуть подует — еще хуже: потянет с берега зноем пустыни, будто из пылающей топки парового котла.
Начались у людей разные недуги. Даже наш чудесный доктор А. В. Свитич стал терять равновесие.
— Доктор, я весь мокрый, что делать? — спрашиваю его.
Доктор смеривает меня тяжелым взглядом:
— Вот гора Сипай, которую считают обителью аллаха. Помолитесь и у него спросите.
Жара изматывала, изнуряла. Вахты стали пыткой. Нам, на верхней палубе, еще куда ни шло, а каково тем, кто у котлов и машин… А больше всего томило однообразие. Идем день, идем два, три, четыре — и все то же знойное небо без единого облачка и ослепительно сияющая гладкая, как зеркало, вода. Как-то я и сигнальщик Николай Харьковский истекали потом на мостике и вдруг увидели прямо по нашему курсу большой плоский остров. Долго его рассматривали в бинокли. Все как есть — низкий бледно-красный остров. Но на карте он не
[66]
значился. Я же хорошо это знал. Сигнальщик места себе не находит:
— Товарищ штурман, надо доложить командиру…
Я передвинул рукоятки машинного телеграфа на «самый малый вперед» и послал рассыльного к командиру. Максимов с недовольным видом, вытирая потное лицо, медленно поднялся на мостик.
— Ну что там еще стряслось?
Выслушав мой сбивчивый доклад, он взял бинокль и долго вглядывался в этот таинственный остров. Затем улыбнулся, поставил ручки машинного телеграфа на «полный вперед» и сказал мне:
— Ну что ж, остров так остров. Назовем его вашим именем. Неплохо, правда, звучит — остров Пантелеева! А пока будем его таранить…
Я опешил. Уж не жара ли подействовала на нашего командира? А остров все ближе и ближе, сейчас будет удар! Я изо всех сил вцепился в поручни мостика. А форштевень корабля бесшумно врезался в остров и спокойно рассек его пополам. «Остров» оказался жидким… Командир не торопясь пояснил:
— Это не остров и не мель, а скопление мельчайших моллюсков и водорослей. Если вы сейчас зачерпнете рукой воду, она будет совсем прозрачной. А издали вот создается такая иллюзия. Не зря море называется Красным. Не забывайте об этом.
Тяжелой походкой командир спустился по трапу. Событие это всех позабавило. Долго еще подшучивали надо мной и сигнальщиком. И через много лет бывший сигнальщик Николай Дмитриевич Харьковский, ставший почтенным московским журналистом, при каждой встрече не упускал случая спросить:
— Ну как поживает остров Пантелеева в Красном море?
Через семь дней «Воровский» пришел в Аден — порт на аравийском берегу при выходе в Индийский океан. Вокруг дикое, хаотическое нагромождение высоченных скал песочного цвета, без воды и всякой растительности. Еще древние римляне по каплям собирали в горах дождевую воду, а дожди шли только в феврале. Вода здесь всегда была на вес золота.
