Станислав Зарницкий - Чичерин
За бытность Бьюкенена в Петрограде сменилось четыре царских министра иностранных дел: Извольский, Сазонов, Штюрмер, Покровский. Все они интриговали, пытались спихнуть своего предшественника и не оставили по себе прочной памяти, хотя и силились войти в историю. В коридорах власти Российской империи шла непрерывная драка соперников. В серой галерее русских дипломатических фигур заметно выделялся А. П. Извольский. «Великий европейский дипломат» — так величали его подхалимы — в совершенстве владел искусством придворных интриг. В кругу сановников говорили, что ему поручать ничего нельзя — во всем провалится.
Так оно и случилось. В 1908 году в Бухлау Извольский в переговорах с австрийским министром дал согласие на аннексию Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины в обмен на право свободного прохода русских военных кораблей через черноморские проливы. Австро-Венгрия незамедлительно реализовала первую часть сделки — аннексию, а вторая часть осталась на бумаге, так как Турция и стоящая за ее спиной Англия не выразили никакого желания предоставлять России права в отношении проливов. Русского министра попросту одурачили, разразился скандал, замазать его не удалось. Этим воспользовались соперники. Столыпин протащил на пост министра иностранных дел своего зятя Сазонова.
Новый министр не создавал даже видимости самостоятельно мыслящего политика. Он, как говорится, был «без свинца в ногах», всегда охотно, без подталкивания бежал в угодном для царя, а больше для царицы направлении. Его подписи стояли под многими тайными соглашениями России со странами Антанты.
Сазонов удержался больше шести лет. Но 30 ноября 1916 года по настоянию Распутина царь отстранил его ради Штюрмера.
Последний в истории русской дипломатии оставил едва заметные следы. Вскоре после назначения все тот же Распутин скинул и его, как только выяснил пикантные подробности частых визитов министра к коменданту Петропавловской крепости, точнее, к его легкомысленной дочери — фрейлине Никитиной: к ней наведывался и сам Распутин.
Под стать министрам было большинство чиновников. Многие годы, пожалуй, с момента зарождения министерства иностранных дел в 1802 году в России создавалась особая, привилегированная каста дипломатов. Перед первой мировой войной среди 570 служащих этого министерства числилось 39 баронов, 32 князя, 12 графов и один светлейший князь. Пользуясь особым привилегированным положением в великосветском обществе, обласканные императором, пресыщенные барскими условиями жизни, дипломаты были кровно заинтересованы в сохранении и упрочении самодержавия. Не делу служили они, а прислуживали власть имущим, соревнуясь между собой в погоне за чинами и отличиями да за степень влияния на начальство.
Однажды даже такая реакционная газета, как суворинское «Новое время», не выдержала и осмелилась упрекнуть царских дипломатов в недостатке патриотизма, в нерадении и забвении русских интересов за рубежом, в раболепном преклонении перед Европой. Газета потребовала «преобразовать русскую дипломатию». Но было уже поздно, на Россию двигался грозный вал революции.
В Петрограде начались забастовки. 26 февраля войска стреляли в народ. В ночь на 28 февраля Временный комитет Государственной думы отдал приказ об аресте царских министров и принял на себя правительственные функции. Во все министерства были назначены комиссары Временного правительства.
В эти дни в Петрограде назойливо мелькала фигура лидера кадетов Н. П. Милюкова. Этот профессор, член Государственной думы стал первым министром иностранных дел Временного правительства.
Милюков — наиболее активный деятель правого фланга русской буржуазии — не скрывал, что не намерен менять прежний курс политики. Он сохранил в полной неприкосновенности бывшее царское министерство иностранных дел. Даже кабинет министра остался в прежнем виде, были лишь убраны портреты Романовых. Господ дипломатов огорчило лишь одно — были запрещены парадные мундиры да из обихода изъяли старую гербовую бумагу.
18 марта 1917 года[8]. Милюкова посетил «некоронованный король России» — Бьюкенен. Сообщение министра о том, что Временное правительство намерено с «неизменным уважением относиться к международным обязательствам, принятым павшим режимом», успокоило посла.
22 марта Англия, Франция и Италия официально признали Временное правительство. Они потребовали, чтобы Временное правительство прекратило какие-либо сношения «с радикалами, именующими себя Советами депутатов», «обуздало улицу» и «интенсифицировало военные усилия».
Когда Временное правительство объявило всеобщую амнистию политическим эмигрантам, послы стран Антанты не замедлили выступить против пропуска интернационалистов в Россию. Узнав о том, что Ленин возвращается в Россию через Германию, Бьюкенен бросился к Милюкову. Но министр оказался бессильным что-либо предпринять. Тогда, чтобы дискредитировать большевиков, посол исподтишка в одной из французских газет инспирирует сообщение о том, что политические эмигранты, решившие вернуться в Россию через Германию, будут объявлены государственными изменниками и преданы суду. И это не помогло. 16 апреля 1917 года Ленин был уже в Петрограде. Союзные посольства прибегли к последнему средству: они начали соревноваться вместе с правыми партиями в распространении клеветнических слухов о том, что Ленин и большевики — это германские шпионы. Так действовали бьюкенены и их пособники.
Вплоть до своего выезда из России Бьюкенен, французский посол Нуланс, который сменил летом 1917 года Мориса Палеолога, американский посол Френсис требовали решительных мер против большевиков.
Грубая прониколаевская линия во внешней политике дискредитировала «народное» правительство, резко сузила его социально-политическую базу, способствовала быстрому отрезвлению и полевению масс. Милитаристские высказывания министра вскоре вызвали мощные демонстрации протеста. 6 мая Милюков был вынужден уйти в отставку, на его место пришел Терещенко. С этим тридцатилетним богатым сахарозаводчиком антантовские послы установили тесные связи и действовали беззастенчиво. Не без их влияния правительство совершило военную авантюру — отдало приказ о наступлении. Немцы ответили мощным контрнаступлением, прорвали фронт на Тарнопольском направлении и к середине июля заняли Галицию и Добруджу. Надежды на то, что кровопускание ослабит революционное давление в стране, не оправдались. Бессмысленная гибель более 50 тысяч русских солдат, лживая пропаганда правительства вызвали в стране гнев и возмущение. 16 июля массы вышли на улицы. Правительство ввело в столицу войска, солдаты стреляли в народ.
