Фёдор Головкин - Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания
Императрица никогда не ложилась спать рано. Государственный переворот, благодаря которому она добилась власти, произошел ночью и напоминал ей об опасностях, которые скрываются в ночной тишине. Верный Чулков следовал за нею в опочивальню. Днем он был камергером, генерал-аншефом, Александровским кавалером, а ночью — становился «истопником», топившим раньше печи, и раскладывал свой маленький тюфяк на полу, возле ложа императрицы. А старые кумушки, состоявшие на услужении Ее Величества, начинали свое дело. Почесывая пятки своей повелительнице, они вполголоса беседовали о сплетнях двора. От поры до времени Чулков вмешивался в их разговор, чтобы положить конец их злословию, при чем он «иногда выражался такими словами, которые, приличия ради, не следовало бы произносить во дворце»[88].
Императрица вставала после полудня и приступала тотчас же к своему туалету; у нее было 15 000 платьев… Если принять все это во внимание, то поневоле является сомнение, могла ли Елисавета найти свободное время, чтобы написать графине Головкиной целую папку писем?
До сих пор нам известны только два рекскрипта императрицы Елисаветы на русском языке графу Головкину[89]. Князь А. Б. Лобанов огласил их, не предупредив нас, однако, из какого архива он их почерпнул.
Вот эти рескрипты:
I«(По титулу), Высокоблагоурожденный наш любезноверный,
Мы рекомендуем вам старание в вашем месте приложить: несколько птиц, маленьких параклетов, которые наилучше к разговорам человеческим привыкают и говорят, и несколько же белых канареек, кои минуэты и другие маленькие арии свистать могут, приискать и купить. И сколько возможно будет их сыскать, то оных с пристойными клетками сюда ко двору нашему, на отходящих оттуда кораблях, сколь скоро возможно, отправить: а сколько вы на то денег издержите, о том в нашу коллегию иностранных дел доносить имеете, которые потому вам немедленно заплачены и переведены будут. Впрочем пребываем и пр.
Елисавет».
«Дано в С.-Петербурге, Апреля 22-го дня 1746 г. Подписал: гр. Алексей Бестужев-Рюмин. Д. т. сов. чрезвычайному и полномочному послу, графу А. Г. Головкину».
II«Божиею милостию, мы Елисавет Первая, императрица и самодержица всероссийская и пр. и пр. и пр.
Нашему действительному тайному советнику, чрезвычайному и полномочному послу графу Александру Головкину.
Мы к удовольствию и с похвалою слышим о тех качествах и поведении, в которых ваши сыновья находятся, но не без удивления токмо сие усматриваем, что хотя они, особливо старшие, довольно уже возрастны суть, однако ж вы их всех еще при себе без всякой от них могущей быть пользы содержите, а сюда, для поступления по достоинству их на нашу службу ни одного не пришлете; ежли б иногда к вам тому некоторое сумнительство или опасение, случившиеся с братом вашим, ниже для вас, ниже для детей ваших ни малейшим примером быть не может; яко он себя несчастливым учинил, сам на себя и ответствует; а впрочем мы довольно памятуем, колико наши, в бозе почивающие Государи Родители, как покойного вашего отца, так и вас всех, детей его для оказываемой к Их Величествам от времени до времени верности и добрых услуг в своей Высочайшей милости всегда содержали, в сем обыкновенно и мы Высокоупомянутым Родителям в рассуждении вас для оказуемой и Нам прямой верности и службы вашей не инако, но совершенно последовать хощем, да и брат ваш равномерно тем же всегда пользоваться мог бы, ежели б он с прочими в толь тяжкие преступления себя не уклонил, и яко вы по сему довольно видеть можете, что не будучи от вас никакое участие в делах и преступлениях брата вашего, Наша Высочайшая Милость к вам не только ни малейши не отъемлится, но оную и дети ваши продолжительно возимеют; того и Наше-ж Всемилостивейшее намерение и соизволение есть, дабы вы своих старших сыновей сюда к нам отправили, которых мы в службу при Нашем Дворе весьма охотно увидим и, как по собственному их достоинству, так и для знатности их фамилии, размеряемыми чинами Всемилостивейше не оставим, а впредь, по усмотрению и в Министерстве Нашем, где-либо при чужестранных дворах употребить их толь наиначе склонны будем, понеже мы слышим, что они по своим наукам и не бесполезны быть могут. И пребываем вам впрочем и пр.
«Дан в Санкт-Петер-Бурге октября 27-го дня 1746 г. (на подлинном). «Елисавет».
Воздействие, которое должен был иметь этот последний рескрипт, заставило себя ждать долгие годы[90] двое из сыновей посла появившись в России в начале царствования Екатерины II. «Старший, — рассказывает граф Федор, — принял даже место посланника при городе Данциг и заседал в комиссии о сочинении проекта нового уложения; но оба брата привезли с собою на родину много претензий и легкомыслия, и снова уехали оттуда навсегда и тем легче, что иностранки, на которых они были женаты, не подарили им детей».
Александр Гаврилович никогда не возвратился в Россию. На портрете, нарисованном карандашом графом Анри Огюст де-Сэн-Жорж[91], он изображен стариком в халате, сидя в кресле, в одной из комнат Рисвикского замка. Большой парик покрывает его голову. Его лицо выражает спокойствие и веселость и на нем можно как будто прочесть: «Я здесь и не уйду отсюда». И он хорошо сделал, что остался в Голландии. Совершенные им с точки зрения русских законов проступки были исключительно тяжки. Он не только отказался вернуться на родину, когда государыня его туда звала, но под влиянием своей жены, ревностной протестантки, даже принял реформатскую веру[92].
Остаток своих дней посол и его супруга посвятили заботам о своих детях. У них было не менее двадцати пяти детей[93], из коих лишь восемь достигли зрелого возраста. Благодаря сильной протекции, обеспеченной им высоким происхождением их матери, они все получили выгодные места.
Глава IV
Граф Александр Александрович
Головкин-«философ». — Он оригинал, но хорошего пошиба. — Пребывание в Монна и в Лозанне. — Общество в Лозанне. — Супруга графа Александра, впоследствии герцогиня Ноайль. — Граф принимает предложение Фридриха II прусского и становится «директором спектаклей». — Фридрих II и театр. — Краткое пребывание Головкина в Берлине; он удаляется в Париж. — Его странные взгляды на воспитание. Их применение к собственным детям. — Его переписка с Павлом I, Императором Всероссийским.
Граф Александр Александрович Головкин, сын посла в Гааге, был, то что называют «оригиналом».
