Марк Рафалов - Футбол оптом и в розницу
Не уверен, что даже профессиональные артиллеристы знают, что существовало у нас такое оружие, носившее странное название «ампуломет».
Почему я вдруг решил заговорить об этом? Дело в том, что летом 43-го, когда мы стояли в обороне на берегу реки Ловать, к нам в бригаду доставили новое необычное вооружение. Видимо, оно должно было в какой-то мере возместить нехватку тяжелых 120-миллиметровых минометов, особенно на танкоопасных направлениях. Внешне это «чудо технической мысли» действительно походило на миномет, однако отличалось крайней примитивностью и ненадежностью. Состоял ампуломет из гладкоствольной трубы, в которую вставлялся запал. А снарядами служили большие, диаметром 120 миллиметров, стеклянные шары, заполненные самовоспламеняющейся жидкостью КС. Дальность стрельбы составляла всего 200—300 метров. Видимо, по мнению изобретателей, эта боевая техническая новинка должна была остановить любой фашистский танк. К нашему удивлению и досаде, освоение новой техники было поручено именно нам, поскольку мы имели «минометное» образование. Что было делать? Приказы в армии, как известно, обсуждать не принято.
В полностью выгоревшей деревне мы обнаружили остатки деревенской баньки. Разобрав находившуюся в ней старую каменку, мы перенесли ее и уложили на место новоявленного полигона. Установив необходимый прицел, мы начали обстрел каменной пирамиды. Не помню точно, какой именно, второй или третий, стеклянный шар угодил в цель. Важнее было другое: шары, ударяясь о камни... не разбивались! Наконец, к нашей радости, какой-то «шарик», попав в цель, разбился и породил огонь. Начальству такая боеспособность ампулометов, конечно, не очень понравилась. Но ему было приказано: «Внедрить и выставить их на боевые позиции!». Вы, разумеется, уже догадались, что заложником начальственной воли вновь оказался мой взвод. Учитывая крайне ограниченную дальность стрельбы ампул ометов, нам было приказано в течение двух ночей выдвинуться в нейтральную зону на 50—60 метров ближе к траншеям противника, оборудовать там капониры и замаскировать новую технику. Вместе с приданными нам Саперами мы эту работу выполнили, не обнаружив себя. Но теперь предстояло так же незаметно наладить круглосуточное дежурство у каждого «аппарата» и обеспечить их полную боеготовность к отражению танковой атаки.
Вы, мой дорогой читатель, уже наверняка догадались, что если бы какой-нибудь даже не «тигр» или «фердинанд», а любой бронированный котенок отправился бы атаковать наши «норки», оборудованные новоявленными «русскими рогатками», то свою автобиографию, скорее всего, я не написал бы.
Одна на всех, мы за ценой не постоим
Судьба отмерила мне 575 фронтовых дней. Сейчас, спустя шестьдесят с лишним лет, невозможно вспомнить каждый день, прожитый на войне.
В жизни человека случаются события, оставляющие в памяти отметины, которые остаются с нами навсегда, до конца наших дней.
На долгих и трудных фронтовых верстах, которые довелось мне прошагать со своими боевыми товарищами, встречалось всякое. Были и победы, случались и поражения. Война неумолимо вела свой кровавый счет. Почти не бывало дней, когда бы не уносила она наших друзей-однополчан.
Я хочу рассказать только об одном фронтовом дне из 575, определенных мне судьбою.
День этот не принес нам победных лавров. Наоборот. Он навсегда оставил в моей памяти горькое чувство вины за то, что произошло 12 декабря 1943 года.
В июле 1987 года ветераны нашей 119-й Гвардейской дивизии встретились в городе Пустошке Псковской области. Гостеприимные хозяева города помогли нам посетить населенные пункты между Невелем и Пустошкой, которые в тяжелейших боях освобождала наша дивизия в конце 1943-го и в первые месяцы 1944 года.
Вместе с бывшим командиром 343-го Гвардейского полка Геннадием Дмитриевичем Фокиным и его заместителем Александром Семеновичем Муруговым мы стоим на высоком холме у деревни Горушка и рассматриваем видавшую виды карту Муругова, бережно сохраненную с войны.
И вдруг я отчетливо начинаю понимать, как по-разному видят войну командир полка и солдат, командир батальона и командир взвода.
С одной стороны, всех нас объединяло, сближало общее лихолетье. Но наряду с этим у каждого из нас была своя война. Свой масштаб войны. Поначалу, еще не осознав этого, я даже обиделся, убедившись, что оба командира, стоящие сейчас рядом со мной на окраине Горушки, не помнят утреннего боя 12 декабря 1943-го. И хотя я был из другого, 341-го полка, я поразился их неведению.
Прозрение пришло позже. Я понял: в каждом из нас живет своя война! Да иначе и быть не может.
Не может знать и понимать солдат, что движет сейчас мыслями командира полка, прильнувшего к окулярам стерео-трубы. Как, впрочем, и командиру полка неведомо многое из того, о чем думает сейчас солдат, напряженно ожидающий сигнала к атаке.
Горушка — маленькая деревенька, живописно притулившаяся на крутом холме, нависающем над большим озером. В четырех-пяти километрах западнее Горушки вытянулось шоссе Ленинград — Киев.
Впрочем, об этом шоссе я знаю сейчас. А тогда, в декабре 43-го, мы, солдаты (а я был в то время помощником командира взвода), знали, что дорога идет от освобожденного уже Невеля на север, к Пустошке, которую нам еще предстояло освобождать.
До цели было всего каких-то 20—25 километров. Но как трудно давался нам каждый шаг!
Выражаясь военной терминологией, Горушка являла собой господствующую высоту. Топографическая карта неопровержимо свидетельствовала, что деревня находилась на высоте 209,9. В то же время расположенные поблизости населенные пункты Малое и Большое Таланкино и Ленинградское шоссе лежали на 50—60 метров ниже Горушки.
Наблюдатели врага даже невооруженным глазом видели, что происходило на шоссе. На виду у них было все движение войск и техники от Невеля к Пустошке. Конечно, немцы не ограничивались только созерцанием происходящего. Дорога все время простреливалась. Мы несли немалые потери. Да и планы советского командования в таких условиях легко распознавались врагом.
Горушка была словно бельмо на глазу. Терпеть там немцев было больше нельзя! Последовал приказ: «Взять Горушку!».
Так началась подготовка к штурму, назначенному на 12 декабря.
Своеобразие ситуации состояло в том, что Горушка оказалась восточнее наших позиций. И вместо привычного призыва «Вперед, на запад!» атакующих следовало призывать двигаться на восток!
Взять высоту, укрытую глубоким снегом и хорошо укрепленную, ой как непросто. Поэтому было решено помочь атакующим и скрыть начало атаки под покровом дымовой завесы.
