Ареф Минеев - Пять лет на острове Врангеля
Повар, после того как закончил постройку печей и приступил к своим прямым обязанностям, расположился также в старом доме. По плану, Ушаков предполагал устроить для нужд колонистов ванну, и для нее устроена была небольшая комната за счет площади кухни. Комнату-то построили, а ванну в ней так и не установили. Первоначально, пока Петрик жил на рации, мы эту комнату превратили в склад, но когда на радиостанции перешли к «оседлому» образу жизни, — он уже оставаться там больше не мог. «Ванную» мы освободили, консервированное молоко «Гвоздика», хранившееся там, перенесли в жилые комнаты и в ванной поселили повара.
Подготовка вельбота к зиме.
Петрик занялся приготовлением пищи. На первых порах было много всяких смешных, а порою и грустных моментов. Готовить он не умел. Мы знали это и старались научить его тому, что сами знали. Но не то от упрямства, не то еще от чего, его было очень трудно учить. Он, например, никак не мог понять такой простой вещи, что можно в одно и то же время делать и первое и второе. Он готовил сперва первое, и, когда оно бывало совершенно готово, он принимался за второе… На это уходило много времени, обед у нас всегда запаздывал. Первое время мы относились к этому юмористически, но потом пришлось воздействовать на него более крепко, чтобы ликвидировать эту «очередность».
Когда замерзла пресная вода в тундровой речке, перед нами встал довольно остро вопрос о воде. Пресного льда, который мы могли бы использовать для воды, около фактории не было; да и не только фактории — его, пожалуй, трудно было найти на всем острове. Из снега же добывать воду было очень хлопотно: надо очень много снега, чтобы добыть нужное количество воды. Пришлось мириться с этим злом, тем более, что топлива пока у нас было достаточно. Позже, когда снег уплотнило ветрами и он напоминал по внешнему виду лучший сорт каррарского мрамора, добывание воды совсем облегчилось. При помощи лопаты, а иногда и топора или пилы вырубался или выпиливался громадный кусок снега, который давал достаточно «материала» на бак воды. Крупной посуды для воды у нас не было, а только жестяные бачки на 7—8 ведер, поэтому приходилось часто, по несколько раз в день, добывать воду. Особенно плохо было с нею во время стирки: вода мягкая, и, пока отполощешь белье от мыла, изведешь море воды. А ведь ее надо каждый раз растапливать из снега.
Ко всем этим арктическим особенностям приходилось постепенно применяться. Первое время это раздражало, а потом вошло в привычку.
Море начало становиться только в конце октября. На бухте давным давно уже был крепкий лед, он свободно держал человека, и по нему ездили на собаках на косу за мясом.
Дувшие перед ледоставом ветры нордовой половины угнали лед далеко в море, и он уже больше не возвращался. Кое-где на горизонте торчали, как гигантские зубы, стамухи[20]; а кругом темнело море, дымившееся в морозном воздухе.
Море встало как-то неожиданно и ровно. Перепадавший временами снежок припудрил черноту просвечивавшей воды, и все пространство к югу побелело и сверкало под редкими теперь лучами низкого солнца. От блеска этой ослепляющей белизны небо посветлело, хмурые тучи тоже стали белыми и легкими.
Кругом нас стало еще тише. Уже не слышно чаек, не видно гордого полета этих громадных, красивых, белых с серым отливом, птиц, и даже море, беспокойное, хмурое северное море, то тихо рокотавшее, наполняя воздух ровным шумом, то ревевшее прибоем, затихло надолго. Остался только ворон, постоянный жилец острова, улетающий на лето вглубь острова. Теперь он перебрался к берегу и оглашает окрестности своим зловещим криком.
Плавать по морю уже давно невозможно, но только теперь можно было переходить на полозья.
Собак, привезенных нами с материка в количестве 39 штук, — одна у нас сбежала во льдах с «Литке», — мы не всех оставили для фактории: во-первых, нам не нужно было так много собак; во-вторых, если бы и нужно было, то мы все равно принуждены были бы уделить некоторую часть их для эскимосов. Поэтому, еще раздавая товар эскимосам, мы выделили из общей собачьей стаи потребное для нас количество собак, а всех остальных роздали туземцам.
Я решил оставить для фактории всего три упряжки. В каждой упряжке у нас было по 10 собак, хотя на острове Врангеля обычно ездят на 8 собаках. Я решил оставить по две лишних собаки в качестве запаса на случай какого-нибудь несчастья с упряжкой эскимоса.
Когда море встало окончательно и по нему можно было ездить на собаках, мы начали учиться этому искусству. Первые поездки на собаках представляли большое удовольствие для тех, кто смотрел со стороны, и много неприятностей для тех, кто ездил на них. Я не говорю этого о Павлове, — он ездил на собаках и управлял ими с большим мастерством. Я говорю о себе и о враче. Помню первый день, когда мы решили совершить коллективно сравнительно большую поездку. Наши злоключения начались с момента запрягания собак. Павлов делал это быстро, собаки у него сидели каждая на своем месте, не путались, а наши собаки, несмотря на крики, пинки, которые щедро раздавались, беспрестанно путались, переходили с места на место, поминутно вцеплялись в загривок друг другу с таким ожесточением, что только клочья шерсти летели во все стороны. Когда же их наконец запрягли и им надоело, как видно, путать упряжь, они начали неистово рвать с места, и только благодаря тому, что нарты были привязаны задками, они не могли убежать без седоков. Запрягали мы их на бугре у склада, и спуск под гору на бухту, мне по крайней мере, доставил чрезвычайно много неприятных переживаний.
Собачья упряжка на северо-востоке вообще, а на острове Врангеля в частности, представляет собою длинную, узкую нарту, связанную ремнями без единого гвоздя; к нарте привязан длинный средник из моржевого ремня с кольцами, к которым потом попарно пристегиваются собаки, запряженные в алыки (собачья упряжь). Передние собаки — одна, чаще две — это старые опытные ездовые собаки, которые привыкли повиноваться крикам едущего (каюра), и помощью этих криков каюр управляет ими, заставляя собак направляться в необходимую сторону.
Остановка нарты и направление ее осуществляются при помощи остола. Это крепкая палка с крепким железным стержнем на конце, при помощи остола можно в любой момент остановить нарту.
Преимущество этой формы упряжки заключается в том, что для езды на ней не требуется не только дороги, но даже мало-мальски ровного места. На такой упряжке можно проехать где угодно. Даже там, где пройти пешком трудно, на собаках можно проехать. Особенно хорош тип упряжки цугом весной, когда лед уже сильно разрушен вешними водами, изборожден трещинами, каналами и прочими «прелестями». В такой дороге очень часто, иногда поминутно, приходится перебираться через трещины, перепрыгнуть которые собаки не могут. В таком случае передние собаки с хода бросаются в воду, за ними смело идут остальные. Передние собаки уже на той стороне, а задние собаки только готовятся броситься в воду. Собаки, выбравшиеся на лед, не прекращают бега и тащат своих товарищей из воды. Длинная нарта, не замедляя движения, плюхается передком в воду, а задок еще на льду. Передок мгновенно выскакивает на лед, а задок в это время мчит полозья в воде и тоже выскакивает на лед. Собаки, приняв холодную соленую ванну, отряхиваясь на ходу, бегут дальше, до следующей трещины, и там маневр снова повторяется. То же самое можно сказать и о поездках по торосистому льду.
