Владимир Новиков - Накануне и в дни испытаний
И еще одно обстоятельство, которое надо, по-моему, учесть. Все мы, вооруженцы, знали, что Сталин в довоенный период очень часто на совещаниях по вооружению ставил вопрос о переходе на автоматическую, а потом и на самозарядную винтовку, логично доказывая, что эти виды вооружения будут эффективнее обычной винтовки в пять-шесть раз. Думается, что военным товарищам не хотелось терять инициативы в вопросе перехода на новый тип вооружения. Но это, конечно, мое личное мнение.
Не успели мы успокоиться, как новое волнение. Военная приемка приостановила отправку на авиационные заводы крупнокалиберных пулеметов Березина. Вдруг появились отказы в стрельбе по неясной для нас причине. Запас этих пулеметов на авиационных заводах давал возможность в течение нескольких дней разобраться в этом деле, но не дольше. Если затянем поставку пулеметов, то приостановим выпуск самолетов. А это уже крупные неприятности. Начиная с главного конструктора пулемета Березина, главного технолога и других заводских работников и кончая мной, директором, все мы это время не уходили с завода ни на час. Не отходили от пулеметов и лучшие отладчики - наши золотые руки. Пробовали многое, мучительно ожидая конца испытаний. Устранив предполагаемый дефект, отстреливали пулемет на полную "живучесть", то есть производили 6000 выстрелов. Но каждый день заканчивался одинаково неудачей - отказы продолжались.
И лишь за три дня до нового, 1941 года точно установили причину неполадок. При изготовлении затвора нарушали технологию производства одной важной детали, что обнаружить простым замером ее оказалось невозможно. На очередные испытания поставили три пулемета сразу, так как была общая уверенность, что причина неполадок найдена. Приближался новый год, который встречали коллективно в доме инженерно-технических работников, однако наша группа все еще находилась в тире, завершая испытания. И (о радость!) пулеметы бьют безотказно. Можно снова отправлять их на авиационные заводы.
Заехали домой, умылись, переоделись и сразу туда, где, как мы думали, уже шло веселье. Но оказалось, что собравшиеся даже не садились за стол - все ждали конца испытаний. Около трех часов ночи мы проводили 1940 и встретили 1941 год.
Веселье только начиналось, а я вдруг почувствовал себя плохо и незаметно уехал домой. Померил температуру - сорок градусов. Понял, что продуло в тире, где часто открывали двери, чтобы проветривать помещение от скопившихся пороховых газов. На другой день врач определил двустороннее воспаление легких. Температура не снижалась. На пятые или шестые сутки я почувствовал себя совсем плохо. Временами терял сознание, ртом шла обильная мокрота с кровью, ногти посинели, нос заострился. Как потом рассказывали, все стали готовиться к самому худшему.
О моем состоянии узнал нарком. Тотчас из Москвы по его указанию был отправлен самолет, который доставил для меня сульфидин - новейшее по тем временам лечебное средство. После нескольких приемов его температура упала, и я стал, хотя и очень медленно, приходить в себя. Так пришло спасение после, казалось бы, почти безнадежного состояния. Через месяц я уже был на ногах. Видимо, помогли и жизненные силы, которых в тридцать с небольшим лет во мне было с избытком. На всю жизнь я остался благодарен нашему наркому вооружения Б. Л. Ванникову, оказавшемуся таким чутким человеком. Это его качество проявлялось в отношении всех, кто работал с ним.
Хотя я считал себя еще молодым и не очень опытным директором, но видел, что перевооружение Красной Армии, по существу, приводит к перестройке всего народного хозяйства. Много делалось в черной и цветной металлургии, химической и электротехнической промышленности, в других областях, тесно связанных с обороной страны. Только беззаветная преданность рабочих, инженерно-технических работников, всех тружеников нашего социалистического государства помогала выдерживать это огромное, ни с чем не сравнимое напряжение. Мы, работающие непосредственно на оборонных заводах, чувствовали это, пожалуй, больше других. И все делали, чтобы в короткие сроки оснастить предприятия новыми станками, модифицировать старые, изготовлять в необходимых количествах оснастку, находить неизвестные до того технологические решения, заменять материалы, идущие на наши изделия, более качественными и т. п. Причем в этой огромной работе нельзя было допустить серьезных ошибок и просчетов.
Партия и правительство оказывали любую помощь в выполнении заданий. И каждый плохой или, наоборот, хороший результат в деятельности заводов немедленно становился известным в правительстве. Производственники понимали, что освоение многих видов новой боевой техники нужно завершить в возможно короткое время. Новые предложения, уточнения конструкторов, технологов, рабочих-рационализаторов постоянно осмысливались, применялись в деле. Наращивались темпы выпуска изделий, оружия и боевой техники, чтобы полностью удовлетворить запросы армии. Работа, развернувшаяся особенно в больших масштабах в 1940 году, продолжалась и в следующем, 1941 году, в том году, когда пришла война.
За три месяца до начала войны на нашем заводе вдруг появились представители Государственного контроля. Этот орган возглавлял Л. З. Мехлис. Для проверки работы завода прибыло сразу 30 контролеров. Руководитель группы показал мандат, в котором говорилось, что ему поручено проверить состояние дел на заводе и представить доклад руководству. Добавил, что проверка будет продолжаться примерно месяц.
- Сделаем все возможное, чтобы ваша работа была успешной, - ответил я.
Дал указание обеспечить контролеров круглосуточными пропусками. Своего заместителя по снабжению К. П. Воробьева попросил помогать комиссии и информировать меня о ее деятельности, чтобы в случае необходимости я мог дать пояснения.
В течение месяца К. П. Воробьев, человек очень трудолюбивый и необыкновенно скрупулезный, заходил ко мне и докладывал, что, мол, вчера представители Госконтроля появлялись там-то и там-то, но все в порядке, никаких недочетов не выявили. Доклады поступали каждый день и звучали одинаково: "Все в порядке, недочетов нет".
И вот спустя месяц руководитель приехавшей группы просит встречи для ознакомления с протоколом проверки. Прочитав протокол, я пришел в ужас от тех беспорядков, которые обнаружены на заводе. Акт представлял собой целый том наших "грехов". Однако самым невероятным оказалось то, что о работе завода, выполнении плана, состоянии техники, то есть о самом главном, в протоколе не было ни слова. Зато всяких других нарушений, истинных и мнимых, хоть пруд пруди.
Например, для трехсот лошадей, работавших внутри завода, не заготовили достаточно сена и к концу зимы покупали его по рыночным ценам. Государственная цена 100 рублей за тонну (в старом исчислении), а завод покупал по 1000 рублей. Конечно, с разрешения директора, то есть меня, что подтверждали и соответствующие документы.
