Николай Мельниченко - Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели
– Посему ты к своему командиру приходись одетым не по форме?
– Виноват, товарищ подполковник, торопился, не успел!
– Посему у тебя эта кровать не заправлена? Посему один дневальный спал? В тумбосках лисного состава – беспорядок: хранится хлеб. Под кроватями – семоданы, понимаесь. Сто это са выгородка в кубрике? А где у тебя наглядная агитасия?
– Все будет исправлено, товарищ командир! – я уже достаточно опытный служака, чтобы оправдываться по пустякам. Горячий Квасов пытается как-то возразить, но я смотрю на него и кладу палец на свои губы. Квасов возмущенно сопит, но молчит.
Афонин оттаивает, греется возле нашей печки, разговор продолжается уже в другом ключе.
– Меня сам Сапиро направил сюда, стобы проверить, как задействованы сварссики!
Я чистосердечно признаюсь, что с этим делом плохо: трубы они варить не могут, а «простой» сварки на 22 человека – не хватает.
– Надо тебе насать на Маклакова! – советует командир. – Вот я сам на него насму!
В конце доверительного разговора Афонин неожиданно спрашивает:
– Слусай, Мельнисенко, у тебя деньги есть?
– Для чего? Немного есть… – я тяну резину, не понимая, что хочет узнать Афонин.
– Сто, для сего? Для лисного состава! Ты в баню людей водись? Платись?
– Ну, на баню хватает, товарищ командир… (Деньги в Читинском банке я получаю для матросов и себя, кроме того, я могу их взять в долг у Маклакова, но говорить об этом «товарищу командиру» мне почему-то не хочется…)
Через день на почте знакомая девушка вручает мне телеграфный(!) перевод из части на 400 рублей. Недоумеваю, но получаю. Вечером Афонин обращается ко мне очень ласково:
– Слусай, Николай, там должны придти тебе деньги…
Я говорю, что уже пришли какие-то непонятные 400 ре, которых я не просил.
– Это я са тебя послал телеграмму… Снаесь, пока к тебе ехал, в поесде меня обыграли в пух и прах, расбойники. Теперь не на сто взять билет насад. Ты мне эти деньги одолси, а я, как только вернусь в Питер, срасу тебе послю…
Деньги перекочевали из моего кармана в афонинский – навсегда. Правда, мы с Иваном начисто «объели» подполковника Афонина. Дело было так. Афонина поселили в комнату рядом с Маклаковым, и в первый вечер он пришел к нам на «сто чаев». К чаям у нас был только хлеб, что не устроило Афонина: он принес грамм 100 колбасы и широким жестом, как жареного мамонта, бросил ее на общий стол. Негоже лейтенантам поедать личные харчи командиров. Из вежливости мы отрезали по тонюсенькому кружочку, чтобы дать возможность высокому гостю вкусить полной челюстью харчи принимающей стороны – местный хлеб и яблоки от Мао Цзе Дуна. Все это он от души вкусил, плюс – полностью свою колбасу. Через день от дружественного строительного капитана, члена кружка преферансистов, который немедленно нашел Афонин, мы услышали удивительную историю. Жена капитана решила побаловать преферансистов чайком кое с чем. Оправдывая свой зверский аппетит, Афонин рассказал всем, что у него было с собой уйма продуктов, но я с Иваном, молодые и здоровые, все у него «сосрали» за один вечер, и он, заслуженный командир, вынужден теперь голодать из-за своих прожорливых подчиненных. Давно переваренные тоненькие лепестки афонинской колбасы со скрежетом провернулись в наших пустых желудках, от стыда выступили слезы…
В столовую на обед Афонин стал ходить вместе с нами. По нашему обычаю за обеды расплачивался поочередно кто-нибудь один. В конце обеда Афонин неизменно озабоченно спрашивал:
– Сегодня за обед кто платил? Маклаков? Сколько платил? Тридцать три? – мучительно подсчитывал и радостно объявлял:
– Это по одинадсать рублей! Угу!
На третий день, мы, не дождавшись, что Афонин возьмет обед на троих, продолжили свою гнилую тактику, взамен получая неизменно вежливые вопросы о суммах, затраченных на ёдово. Недели через две Афонин простился с нами, взяв в долг у Ивана и рассчитавшись напутствием:
– Ты давай, Маклаков, задействуй моих сварссиков!
Чтобы закончить тему «мой первый командир части» навсегда, загляну чуть вперед. В Североморске вскоре Афонина поймали за руку офицеры, когда он ночью экспроприировал деньги из карманов их брюк. Его прилично побили, наплевав на субординацию и звания: вора давно искали. Особенно от неуловимого ворюги страдал будущий главный инженер «десятки» – мой друг Боря Лысенко: деньги он всегда небрежно распихивал по карманам не считая, и уже давно недоумевал, почему они так быстро стали иссякать?
Разгорелся скандал: Афонина заставили вернуть все долги офицерам, у которых он «одалживал» таким же способом, как у меня и Ивана, а затем выгнали из армии. К сожалению, мы с Иваном находились слишком далеко, и золотой дождь на нас не пролился. Зато афонинский слоган «арбусное место» стал крылатым и долго согревал наши души…
Следующий наш именитый посетитель – зам начальника УМР по строевой части подполковник Есипов, – красавЕц-мужчина с кудрями светлых волос, пронзительными голубыми глазами, родом из донских казаков. Его появление началось почти с анекдота. Появившись на КПП одной из частей, он начал там форменный разгром.
– Почему дежурные нарушают форму одежды? Почему оружие не в порядке? Начальника караула – ко мне! Вызвать командира! Построить офицерский состав!
Прохаживаясь легкой походкой перед понурым офицерским строем, Есипов у каждого нашел нарушение формы одежды, недостаточную выбритость, слабую строевую выправку и еще массу других недостатков и нарушений, пообещав разобраться со всеми этими безобразиями, подготовить и издать приказ командира «N». по поводу обнаруженных безобразий.
– Товарищ подполковник! Генерал «N» не является нашим командиром! – робко возразил грозной «столичной штучке» дрожащий от страха командир «разносимой» части, тоже в звании подполковника.
– Как это – не ваш? Вы – войсковая часть ****?
– Нет, товарищ подполковник! Мы – в/ч хххххх, и подчиняемся генералу «У»!
– Ну, все равно: недостатки надо исправлять! – назидательно изрек Есипов, нисколько не смущаясь. Сохраняя за собой инициативу и последнее слово, он скомандовал:
– Вольно! Разойдись! – после чего величественно удалился из части, которая не имела ни малейшего отношения не только к Есипову, но вообще – к нашему ведомству.
Обстановка на объектах совсем накаляется: приближается время сдачи и приемки горючего. К нам приезжает и остается надолго главный инженер Строймонтажа 11 Дмитрий Николаевич Чернопятов. Он – пожилой, высокий и крупный, с короткой стрижкой – его мучает экзема; внимательные глаза смотрят на собеседников поверх очков. Он – старый инженер, его тоже не так давно призвали из гражданки. Почти никогда не повышает голоса. Говорит мало и не терпит суесловия. Требует точности и достоверности докладов. Его любимый вопрос после получения информации:
