Наталия Варбанец - Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе
В высоком Средневековье до того обнаженного противостояния далеко. Римская церковь еще сохраняла способность разделять (и тем отчасти нейтрализовать) массовое мистическое напряжение. Не всякое религиозное строительство снизу принималось как ересь. Так в основе захвативших XII–XIII вв. внутригородских (коммунальных) революций была более или менее выраженная эгалитарная идея: добиваясь самоуправления, городская община мыслила себя как «справедливую» — христианскую — коммуну. Цеховая организация ремесла и купеческие гильдии, регламентация продукции, иерархия умения (ученик, подмастерье, после испытания мастер), регламентация цен, запрет рекламы, регламентация образа жизни, вплоть до одежд и пр. долженствовали обеспечить равные возможности заработка, взаимопомощь, стимулировать употребление средств на общественные нужды и строились на принципе религиозных братств — со святым патроном, своими статутами, общинными кассами и соответственно — школой: в Германии, например, с XIII в. наряду с приходскими и монастырскими появляются школы городские — с той же программой, но в ведении городского совета. Эти перевороты нередко низвергали власть церковных феодалов, но в ереси они, как правило, не обвинялись. Мутации «справедливых» коммун для больших городов известны. Функцию управления получал патрициат, т. е. в основном родовое местное купечество, державшее в руках внешнюю торговлю и быстро ставшее привилегированной кастой. Правление корпораций — цехов, гильдий — закрепляется за богатейшими семьями. Весь XIV и XV в. с переменными результатами идет борьба за власть между патрициатом и цехами (и их соревнование — облаготворить «коммуну» вкладами в строительство и украшение храмов, ратуш, укреплений, в школы и пр.), восстания городского плебейства — мелких ремесленников, мелких торговцев, подмастерьев, разного наемного люда против засилия тех и других, против налогов, за собственную цеховую организацию и т. д. Но это задевает лишь местную власть. Возникшую «снизу» погоню за «освобождением гроба господня» церковь разделяет, покрывая всеобщими отпущениями грехов движущие силы крестовопоходной эпопеи, чем немало объясняется множество примкнувших к ней подонков. Но то же давало выход народным поискам «земли обетованной»: почти до самого падения Латинской империи крупных народных восстаний на Западе не было. И строительству если не всеобщего «царства бедных», то островков его. Появившиеся к XII в. в этой связи монашески-рыцарские ордена в Иерусалиме римский престол берет в свое подчинение. Начинались они с нескольких человек, сперва для защиты паломников и ухода за больными, чтобы разрастись в международное движение смертников (смерть в бою за христианское «доброе дело» уже в «Песни о Роланде» открывает рыцарю врата рая). Тяга к такому смертничеству видна по тому, что в XIII в. — уже вне Палестины — для незнатных был создан особый орден «гладиаторов» — Меченосцев (по «Хронике саксов» 1495 г. купеческий). Социальный смысл у разных орденов был разный (и менялся по ходу времени). Но рыцарская идея древнее, чем рыцарское сословие. Как всякую большую идею, превратить ее в чисто классовую не вышло: рыцари подавляли крестьянские восстания — и ни одно крупное восстание крестьян без участия рыцарей не проходило. В орденских владениях находили прибежище строители «царства божьего» из людей простого звания (у Тамплиеров с житийным уставом). В данном контексте существенно библейское — книжное — самоосмысление этих орденов, у Немецкого простейшее — Маккавеи. Наиболее сложно оно у Тамплиеров — рыцарей храма Соломонова, который обозначал путь на небо. А этим связано с одной стороны со сказанием о св. Граале — особым сюжетом рыцарской поэзии, с другой — с апокрифом об отростке райского «древа познания добра и зла», посаженном в землю при смерти Адама: срубленный для строительства храма, но в него не вместившийся, он послужил для креста Христова и в начале «царства мира» зазеленеет (что смыкается с народным хилиазмом).
Утопия Йоахима была создана, чтобы поднять на ее строительство народные массы. Эту опасность и церковная и светская иерархии, которых она аннулировала, сознавали вполне. И все же Иннокентий III утвердил (тоже как инициативу снизу) 2 небывалых по уставу — нищенствующих и проповеднических — монашеских ордена, францисканский и доминиканский, оба с идеей «церкви духовной» прямо связанные, т. е. ввел в церковную систему звенья, ее отрицающие. Недаром парижское духовенство в 1250-х и 1270-х гг. оспаривало их право на существование, а особенно — на богослужение и исповедь. Правда, разрешая в 1209 г. проповедь Франциску Ассизскому, обнищавшему «Христа ради» из богатого купечества, Иннокентий взял клятву подчинения папе, Франциск, мечтавший о бездомном, безобетном, безымущественном братстве, только в 1223 г. пошел на монашеский устав, бросался своими руками разрушать орденские дома, вымолил стигматы распятия, рано умер. Доминик свой орден основал (в 1213 г.) под флагом борьбы с еретичеством, тогда — с катарами. Утверждение этих орденов (и их женских параллелей), с одной стороны, давало законный выход массовому рвению к нищете, аскезе, проповедничеству, к милосердным делам, с другой — ставило его под контроль. Обоим орденам местожительство было предписано в городах, где надзор за ними был проще. Сохранялась и подстановка монашества как «избранного народа» вместо «бедных в миру», которая была основной причиной дискредитации монашеского чина (монашеское состояние почиталось): случаи несоответствия поведения обетам давали лишь повод, по существу у монашества оспаривалась его избранность в пользу несущих трудовое тягло «бедных мира». Приток в оба ордена был огромный. Доминиканцы сразу взяли в свои руки учительство в науке (из них были Альберт Великий, Фома Аквинский, Люлль), францисканцы вопреки замыслу основателя тоже в нее включились (оставив имена Оккама, Роджера Бэкона и др). Из этих орденов вербовались миссионеры, из них же обычно назначались инквизиторы. И в каждом из них оставалась йоахистская, полу- или вполне еретическая струя. Оба они к белому — имущему — духовенству были враждебны, считая свой орден призванным заменить его. В XIII в. доминиканец Арнольд, объявив папу Иннокентия IV Антихристом, предлагал Фридриху II союз для уничтожения клира, который обвинял в «ересях» — грабеже бедных, налогах, пошлинах и т. п. (что могло быть перекинуто и на светскую иерархию). Среди францисканцев йоахистскую линию продолжали разных оттенков спиритуалы, из них был Дольчино — главарь крестьянского восстания 1304–07 гг. в Италии. Но спиритуалы часто сужали йоахистскую идею до собственно антицерковной, отождествляя наступление третьей эпохи с покорением церкви тем или иным властителем. Пророчество Дольчино связывало истребление духовенства, начало «царства мира» и пр. со штауфенской — для Италии гиббелинской — ориентацией на разных Фридрихов III из этого дома. Оккам свою антипапскую позицию в 1314–47 гг. опирал на императора Людвига Баварского (тему ангельского папы развивал Роджер Бэкон). Из осужденной в 1210 г. в Париже секты амальрикан, вскорости ожидавших эпохи, когда все станут «духовными», вышло пророчество, приписывавшее ту же миссию — расправу со священством, завоевание Иерусалима и т. д. — французским королям. На такой редакции йоахизма могли играть короли в интересах своего самовластья, но для них она была столь же опасна, как для церкви. Ибо был еще йоахизм народный. Не исключено, что в истоке части «справедливых» городских коммун была идея общества-церкви, для начала воплощенной, и на этом замершая. Чтобы увидеть ее в крестьянском движении, необходимо уточнить некоторые общие места.
