Жан-Луи Тьерио - Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»
У нас мало сведений о том, как именно Клаус реагировал на возрастание роли нацизма. По этому вопросу он ничего не сказал и уже тем более ничего не написал. Может сложиться впечатление, что он полностью ушел в свои служебные обязанности, будучи более, чем когда либо, уверен в том, что армия была последним оплотом против беспорядка и кризиса, с которыми республика справиться не могла. Во всяком случае, он не проявил никакого открытого сопротивления нацистам. Напротив. С 1930 по 1932 год с молчаливого согласия командиров он по ночам на полигоне полка обучал штурмовые отряды (СА) обращению с оружием и ведению уличных боев. В марте 1932 года его огорчила последняя выходка Веймарской республики, запретившей СА и СС по причине того, что «это — частная армия, государство в государстве, и является источником постоянного беспокойства мирного населения». В письмах к Штефану Георге он возмущался этим актом, «который лишает Германию резерва, в котором она так остро нуждается […], и мешает готовить умелых бойцов, коих не хватает стране, хотя наши враги концентрируют войска на наших границах». Было ли это выражением согласия с нацистами? Несомненно, нет. В этой переписке нет ни единого намека на поддержку национал-социалистической доктрины или даже на ее существование. Письма касались исключительно военной сферы. Штауффенберг даже уточнил, что эти штурмовики из СА в основном были добровольцами из корпуса «Оберланд», «который так хорошо поработал на востоке». Он, столь нетерпимо относившийся к прогрессивной идеологии, даже не упомянул о социалистической ориентации штурмовиков СА, и в частности их командиров Рема или Штрассера. В штурмовиках СА он видел только дополнительных военных, нечто вроде «ландштурма», которые при необходимости могли бы быть призваны в армию. Он размышлял как солдат. Он не проявлял никакой особой симпатии к маленькому капралу из Браунау[30], хотя и не вел себя по отношению к нему враждебно. Для него главным было покончить с проклятием Версаля. Все остальное было вторично. Он стал жертвой всеобщего заблуждения, трагический смысл которого понял с большим опозданием.
Он был доволен переменами, произошедшими в руководстве страной. Новый канцлер фон Папен наделил генерала фон Шляйхера полномочиями командующего рейхсвера и одновременно министра внутренних дел. Это казалось удачным выбором. Запрет деятельности штурмовых отрядов СА и отрядов СС был отменен. «Я снова могу обучать моих резервистов», — написал он тогда своему товарищу капитану Дихлу. Шляйхер благосклонно относился к армии, та отвечала ему тем же. В июле 1932 года, как раз перед тем, как нацисты одержали новую победу при выборах в рейхстаг[31], набрав почти 38 % голосов, он заявил, что были лишь два решения, которые могли бы обеспечить безопасность рейха: либо всеобщее разоружение, что казалось маловероятным, либо «полное равенство в правах». В октябре 1932 года министр иностранных дел Константин фон Нейрат сделал новый шаг, определив план на пять лет: 22 эскадрильи истребителей, сухопутная армия численностью 145 000 человек, подготовка 300 000 резервистов. Занятые преодолением экономического кризиса в своих странах и усыпленные сиренами «умиротворения», западные державы отреагировали на это очень вяло. В немецкой армии царило воодушевление. Пропагандистская машина заработала на полных оборотах. Командиры подразделений до уровня взводов получили новую программу перевооружения. По всей стране стали ходить почтовые открытки с ее кратким содержанием. 17-й Бамбергский полк получил их 300 штук. Кстати, большинство офицеров поддержали положения статьи 22 Программы НСДАП, предусматривавшей создание большой народной армии (фольксхеер), куда в качестве командиров должны были привлекаться офицеры бывшего рейхсвера. Именно этого все так ждали в течение стольких долгих лет.
Командир эскадрона Вальцер, непосредственный начальник Штауффенберга, заявил тогда публично, что ему была непонятна медлительность «старика»[32], который затягивает привлечение «маленького богемского капрала» для формирования нового правительства. «Это — снобизм», — заявил Вальцер… 30 января 1933 года все свершилось. Гитлер был назначен канцлером рейха, фон Папен — вице-канцлером. Нацисты были в меньшинстве, но контролировали ключевые министерства: в Министерстве внутренних дел сидел д-р Франк, в Комиссариате по делам Пруссии[33] командовал Герман Геринг, в Военном министерстве делами заправлял генерал фон Бломберг. Двери Германии распахнулись, чтобы впустить коричневую чуму.
Офицер, рискнувший поставить на свастику
30 января 1933 года добрая половина Германии отмечала праздник. Люди праздновали назначение на пост канцлера того, кто пообещал покончить «с разлагающим влиянием демократического и республиканского духа». Штауффенберг был в числе радовавшихся людей. В тот вечер в Бамберге он был приглашен на ужин к своим будущим родственникам. Все ждали его, чтобы сесть за стол. Но Клауса все не было. Время шло. На улицах происходило шествие народа, штурмовики были в первых рядах. В темноте горели многочисленные факелы. На ветру развевались знамена со свастикой. В коричневых рубашках с повязками на рукавах, в новеньких ремнях и сверкающих сапогах, новые хозяева страны двигались гусиным шагом. Шествие извивалось между старинными домами средневекового города под звуки песен «Германия проснулась» или «Гитлер приказывает, мы подчиняемся». В доме Лершенфельдов царило беспокойство. Что означал весь этот шум? Слова «Песни Хорста Весселя» заставляли вздрагивать, эти тяжелые рифмы обещали уничтожить «красный фронт и реакцию». Жених явился около одиннадцати вечера. Он весь светился от радости. И просто пояснил, что возглавлял шествие, поскольку в такой момент народного единения толпа не поняла бы, почему офицер в форме не хочет ее возглавить. Старый генерал императорской армии сурово его отчитал. Как же можно было компрометировать себя до такой степени со сбродом? Задача вождя состоит не в том, чтобы смешиваться с толпой, а в том, чтобы руководить ею, особенно когда в ней столько плебеев и хамов. Но Клаус и не думал раскаиваться в своем поступке. Это был исторический час. Надо было ему соответствовать. Кстати, великие предки указали путь в ходе великой освободительной войны. Именно на народ, на народную армию опирались вожди, подобные Шарнхорсту и Гнейзенау, чтобы изгнать Наполеона из империи. Наш высокородный аристократ был охвачен популистским безумием. Он не хотел от этого отказываться. Ужин был скомкан.
