Лев Успенский - Письма последних лет
Возьмите, например, мою главку, посвященную вечеру К. Д. Бальмонта. Каких только агрессивных писем от его неистовых поклонниц, сохранивших на протяжении полувека весь жар первоначальных чувств к этому поэту, я не получил (правда, их было всего 4, но то были поистине чисто-истерические письма!) Меня обвиняли главным образом в том, что я описывал то, что на самом деле видел в мои 13 лет. По мнению моих интерпеллянтов, я обязан был изменить нарисованный мною портрет, как и общую картину вечера, ПРИНЯВ ВО ВНИМАНИЕ ПЕЧАЛЬНУЮ И ОДИНОКУЮ КОНЧИНУ БАЛЬМОНТА ЗА РУБЕЖОМ…
Но ведь Бальмонт умер за рубежом спустя несколько десятилетий после того дня, который я запомнил и который взялся описать так, как запомнилось. А я не вижу за мемуаристом права изменять свои свидетельства очевидца в соответствии с тем, что случится с действующими лицами его воспоминаний полвека спустя. Ибо, если только авторы воспоминаний присвоят (а это бывает) себе такое право, их мемуары полностью утратят всякое значение беспристрастных свидетельств, а приобретут характер апологий или филиппик в пользу лиц и событий.
Мне не улыбается роль ни панегириста, ни Ювенала. Я имел в виду явиться спокойным и честным восстановителем позабытого и малоизвестного в хорошо памятном в общих чертах всем нам прошлом. На том и стою.
* * *1971. VIII. 5
Ильичево под Ленинградом
Многоуважаемый тов. С.
<…> Пушки, стоявшие перед Арсеналом, насупротив тогдашнего Окружного суда на Литейном (это был дом 3), упомянуты во второй части моих «Записок». К сожалению, мне не пришло в голову построить рассказ именно на разных трофейных (арсенальные пушки, к сожалению, своего рода «анти-трофеи» — русские орудия, взятые шведами под Нарвой и затем выкупленные русскими купцами-патриотами где-то в Швеции, когда их уже хотели пускать на переплавку). Но орудия эти сейчас стоят возле Артиллерийского музея в крепости, на Кронверке; о них рассказывают экскурсантам.
На месте, как мне кажется, и орудия бывшего Константиновского артиллерийского — они стоят у подъезда того же здания. Может быть, в последнее время их оттуда убрали?
О таком же пушечном полукруге возле «Памятника Славы» я, как и о самом памятнике, воздерживаюсь писать. Если написать, так придется уж очень свирепо говорить о тех, кто в 20-х годах, во имя ложно понятой идеи международности, ликвидировал всякую память и самое представление о национальной славе. Было же время, когда, издавая, скажем, стихи Д. Давыдова, писатели предисловий много говорили о бездарных русских генералах Кутузове и Багратионе, да чуть ли и не о позорно проигранной аракчеевской Россией войне (Наполеона разбил «Генерал Мороз» и т. п.). Именно тогда ломались и пускались в переплавку, сносились и памятники народной славы. Хорошо, что нашелся какой-то смелый человек, который сумел припрятать целые Московские ворота; а Триумфальные в Москве так-таки разбили «по винтикам, по кирпичикам» и теперь построили заново подделку.
Написать же так, будто ничего не помнишь, как детям пишут: «А вот еще куда-то исчезли вдруг памятники Славы и окружавшие его пушки», — извините, это не в моем стиле.
Памятник Славы большой художественной ценностью не отличался — маленькое, но импозантное подражание Александрийской колонне. Известно, что на его возведении нагрел руки (не только на нем) большой по этим делам спец, Вел[икий] князь Владимир Александрович, крупный знаток не балета, но балерин, покровитель художника Зичи и коллекционер порнографических рисунков… Да, но колонна-то действительно была выполнена из стволов трофейных пушек турецкой войны 1879 года, и этого было достаточно, чтобы ее поберечь. А теперь — можно восстановить любую колонну, но не эту, ибо заново отлитые «турецкие» пушки турецкими уже не будут. Я с горечью начинаю подозревать, что небреженье к собственной истории, к своим отцам и их жизням стало (или было) не славянской, а именно национальной чертой. Поезжайте в любую Болгарию или Чехию и вы увидите истинный (и благородный) культ предков и их деяний.
А у нас… Поезжайте в Пушкин, о котором и я, и множество почтенных людей столько раз писали. Авгиевы конюшни…
Я так уверен в острой необходимости «беречь старые названия», что мне представляется, что не стоит даже возвращать новым названиям их старое звучание: это — тоже переименование, и оно развращает администраторов. Ведь подумайте: Забалканский — Международный — Сталина — Московский… Неужто и в пятый раз перевешивать таблички? А перевесят сегодня тут, завтра — на улице Дзержинского, сделав ее Гороховой, а послезавтра скажут: Гороховая? «По Гороховой я шел, да гороха не нашел?» Переименовать ее в улицу братьев Тур, или Льва Никулина, или кто под горячую руку подвернется…
Участвуя в работе Комиссии Ленгорисполкома по наименованию улиц, я вот уже много лет отстаиваю принцип: переименовывать в любом направлении только в самых необходимых и неотвратимых случаях. И — вроде начинает действовать.
Ну вот, на главные поднятые Вами темы я ответил. Маленькие мортирки в конце Каменноостровского я как будто помню. Это — на левой руке, если идти к Островам, у последнего здания перед Каменноостровским мостом? Я не помню тут приюта для артиллеристов, но помню, как там в начале 20-х годов было общежитие Герценовского института. Была вывешена громадная кумачовая вывеска:
ОБЩЕЖИТИЕ СТУДЕНТОВ ИНСТИТУТА ИМЕНИ А. И. ГЕРЦЕНА
Петербургского 1-й гильдии купца П. П. Солодовникова
Старая вывеска вылезла из-под новой…
Мне что-то вспоминаются там именно такие мортирки, у которых из дульных срезов вроде бы виднелись полушария будто бы находившихся в них медных ядер. Но не ручаюсь, так это или не так…
* * *1971. III. 10
Ленинград
Многоуважаемая тов. П.
<…> Я очень и от души благодарен Вам за милый подарок — фотографию, присланную Вами.
Выход в свет моей новой книжки сделал так, что многие «старые петербуржцы» почувствовали некую симпатию и доверие ко мне. Они стали присылать — что у кого сохранилось. Одни шлют мне открытки, изображающие то «Памятник Славы», то «Петра-плотника», но не на Адмиралтейской набережной в 10-е годы нашего века, а в голландском Заандаме, сфотографированного уже в наши дни. Другие присылают просто виды Петербурга — чаще всего любительские, но превосходные фото. У меня скоро образуется маленький «музей старого петербуржца», и в этом Музее Ваша трогательная группа займет свое почетное место.
Вы по детству своему — Охтинка, а на Охте за все свое детство (я) был один-единственный раз, годов 7-ми. Мама поехала к своей знакомой — учительнице одной из охтинских школ, Над[ежде] Петр[овне] Румянцевой, сестре известного переводчика «Капитала» Петра Петровича Румянцева. Я изо всей Охты с тех пор помнил только узенькую «каланчу» с «талией», неподалеку от нынешнего Охт[инского] моста. Впрочем, я видел ее целой еще и в 1969 году.
