Нина Щербак - Любовь поэтов Серебряного века
По расхожим понятиям, для своего сына Анна не была образцовой матерью, но, тем не менее, сумела передать ему главное – то, что он сын своего отца. Вот рассказ самого Льва Гумилёва о том, из-за чего он, студент университета, был арестован в 1938 году и попал в лагерь: «Лектор стал потешаться над стихотворениями и личностью моего отца. „Поэт писал про Абиссинию, – восклицал он, – а сам не был дальше Алжира… Вот он – пример отечественного Тартарена!“ Не выдержав, я крикнул профессору с места: „Нет, он был не в Алжире, а в Абиссинии!“ Пумпянский снисходительно парировал мою реплику: „Кому лучше знать – вам или мне?“ Я ответил: „Конечно, мне“. В аудитории около двухсот студентов засмеялись. В отличие от Пумпянского, многие из них знали, что я – сын Гумилёва. Все на меня оборачивались и понимали, что мне, действительно, лучше знать. Пумпянский сразу же после звонка побежал жаловаться на меня в деканат. Первый допрос во внутренней тюрьме НКВД на Шпалерной следователь Бархударян начал с того, что стал читать мне бумагу, в которой во всех подробностях сообщалось об инциденте, произошедшем на лекции Пумпянского».
Многие стихотворения Николая Гумилёва – «мысленный разговор с Ахматовой». Внутренняя связь обоих поэтов оставалась всегда. А неудачных подражательниц поэтессы, которых называл «подахматовками», Гумилёв любил высмеивать: ведь они порой практически вторили ахматовскому «я на правую руку надела перчатку с левой руки» такими перлами, как «я туфлю с левой ноги на правую ногу надела». Так и остались эти воспоминания на долгие годы, порой счастливые, порой трагичные, всегда – живые.
Как странно – ровно десять лет прошло,
И не могу не думать я о пальмах,
И о платанах, и о водопаде,
Во мгле белевшем, как единорог.
Анна Ахматова
1889 – 1966
«Слава тебе, безысходная боль!»
Анна Ахматова… Гордая, мудрая, поистине демоническая женщина, по воспоминаниям Анатолия Наймана, «бывала капризна, деспотична, временами вела себя как будто напоказ, как будто прибавляла к явлению „Анна Ахматова“ все новые и новые восторги читателей, робость и трепет поклонников, само преклонение как определяющее качество отношения к ней». Дружба с Фаиной Раневской, а также некоторые диалоги, которые они вели при встречах, возможно, как зеркало, проявляют то достоинство, с которым через войну, революцию, аресты, смерти и горе пронесла эта великая женщина.
«Шведы требуют для меня нобелевку, – сказала она как-то Раневской и достала из сумочки газетную вырезку. – Вот, в Стокгольме напечатали».
«Стокгольм, – произнесла Раневская. – Как провинциально!»
Ахматова засмеялась:
«Могу показать то же самое из Парижа, если вам больше нравится».
«Париж, Нью-Йорк, – продолжала та печально. – Все, все провинция».
«Что же не провинция, Фаина?»
Тон вопроса был насмешливый: Ахматова сама уже смеялась и над Парижем, и над серьезностью собеседницы.
«Провинциально – все, – отозвалась Раневская очень серьезно. – Все провинциально, кроме Библии».
Так и хочется прибавить: и кроме поэзии Анны Андреевны.
Анна Андреевна Горенко, известная под псевдонимом Ахматова, родилась в 1889 году под Одессой. Ее отец в то время был отставным инженер-механиком флота. В раннем ее детстве родители перебрались в Царское Село. Сначала они жили в так называемом «Холодном доме», на Широкой улице, недалеко от вокзала. Потом в доме Шухардиной, по соседству с Юрием Антоновским, переводчиком Ницше и мировым судьей. Ахматова нередко бывала на Конюшенной улице, в доме Кардовских. Катя Кардовская называла Анну Андреевну «двуликим Янусом». Утром – домашняя, веселая, ведущая задушевные разговоры. Вечером – совершенно неприступная, царственная, загадочная.
Марина Цветаева когда-то назвала Анну Ахматову «царскосельской музой». В этом «пленительном городе загадок» поэтесса жила до 16 лет, здесь училась в Мариинской женской гимназии. «Гимназией я всегда тяготилась, – вспоминала Анна Андреевна, – училась в младших классах плохо, потом хорошо. Помню, как принесла в гимназию „Стихи о Прекрасной Даме“ Блока, и первая ученица сказала мне: „И ты, Горенко, можешь всю эту ерунду прочесть до конца?“» Анна Ахматова тогда не ответила.
Царское Село для Ахматовой – это не только детство, но Пушкин и поэзия. Слепок руки поэтессы, кстати, хранится в Историко-литературном музее города Пушкина. Он сделан по просьбе Фаины Раневской. Актриса хорошо знала, насколько пылко Анна Андреевна относится к Пушкину. Даже однажды позвонила поэтессе, взволнованно доложив: «Мне приснился Пушкин!» Ахматова сразу же ответила: «Еду немедленно!» Все свои многочисленные рукописи и документы Ахматова подписывала словами: «В Пушкинский Дом». Как говорил известный филолог Борис Томашевский: «Ваш роман с Александром Сергеевичем, Анна Андреевна, завершится в Пушкинском Доме!» Так и получилось, многие рукописи перешли именно туда.
Анна Андреевна Ахматова не любила рассказывать подробности своей достаточно богатой личной жизни, многие письма и стихотворения были поэтессой уничтожены, поэтому об истинном положении вещей можно только догадываться. С поэтом Николаем Гумилёвым Анна познакомилась тоже в Царском Селе, в 1904 году, в сочельник. Он стал ее первым мужем и отцом ее единственного сына, открыл ей путь в поэзию. Гумилёв настойчиво добивался расположения Анны, в какие-то моменты был на пороге самоубийства, а однажды написал:
Из логова змиева,
Из города Киева,
Я взял не жену, а колдунью…
Гумилёв, действительно, по приглашению поэта Владимира Эльснера приехал в Киев, чтобы выступить на литературном вечере. В зале, где он читал стихи, присутствовала и Анна Горенко. После окончания вечера Гумилёв пригласил ее в гостиницу «Европейская» пить кофе. Там он в который раз сделал ей предложение и на этот раз удивительно легко получил согласие Анны Андреевны. В 1910 году Анна и Николай обручились. Но их союз оказался недолговечен. В августе 1918 года они развелись.
В том же 1918 году Ахматова вышла замуж за ученого-ассиролога и поэта Владимира Шилейко. О браке с Шилейко, по словами поэта и ученика Ахматовой Анатолия Наймана, «она говорила как о мрачном недоразумении, однако без тени злопамятности, скорее весело и с признательностью к бывшему мужу, тоном, нисколько не похожим на гнев и отчаяние стихов, ему адресованных: „Это все Коля и Лозинский: «Египтянин! египтянин!..» в два голоса. Ну я и согласилась“». Владимир Шилейко был замечательный ассиролог и переводчик древневосточных поэтических текстов. Перед революцией он был воспитателем детей графа Шереметева и рассказывал Ахматовой, как в ящике письменного стола в отведенной ему комнате, издавна предназначавшейся для учителей, обнаружил папку с надписью «Чужие стихи» и, вспомнив, что в свое время воспитателем в этой семье служил Вяземский, понял, что папка его. В эту же комнату Шилейко привез Ахматову после того, как они прожили тяжелую осень 1918 года в Москве. Посмеиваясь, Анна Андреевна рассказывала такой эпизод об этом замужестве. В те времена, чтобы зарегистрировать брак, супругам достаточно было заявить о нем в домоуправлении: он считался действительным после того, как управдом делал запись в соответствующей книге. Шилейко сказал, что возьмет это на себя, и вскоре подтвердил, что все в порядке, сегодня запись сделана. «Но когда после нашего развода некто, по моей просьбе, отправился в контору уведомить управдома о расторжении брака, они не обнаружили записи ни под тем числом – которое я отчетливо помнила, – ни под ближайшими, и вообще ничего».
