Руфь Рома - Повесть и рассказы
Только я задумала выкупаться, как наверху, в лесу, послышался треск ветвей, топот и мычание. Сквозь деревья шли красные коровы. Они шли по крутому склону вниз головой, раскачивая тяжелые животы, опустив рога и глядя исподлобья. Крепкие красные хвосты летели над их спинами.
Я еле успела влезть в первый попавшийся куст.
Стадо прошло мимо, и коровы стали шумно пить, втягивая воду и отфыркиваясь…
За ними из лесу выбежал мальчишка в обтрепанных штанах и без рубахи. Она была завязана как платок, с головы свисали два рукава.
— Ты что тут делаешь? — сразу спросил он.
— Коров боюсь.
— Это я вижу. А зачем пришла сюда?
— Я дорогу ищу.
— А на што тебе дорога?
— До озера Белого дойти.
— Тю-ю-ю! Да туда еще верст семь. И на ту сторону надо перебираться.
— А как же я…
— А уже это я не знаю. А зачем тебе на то озеро?
— Я аптечку несу. Туда пионеры в поход ушли, а аптечку забыли.
— Вон чего!
— Я бы переплыла — здесь не широко, но из-за чемоданчика…
— Пойдем, я тебя на лодке перевезу. Ленькя-я-я! — крикнул он.
— Чего-о-о? — ответил кто-то сверху.
— Я на ту сторону. Сейчас назад буду. Ты давай сюда спущайся. Пошли! — сказал он мне.
В камышах была спрятана небольшая лодочка. В ней пастух перевез меня на ту сторону озера.
— Пойдешь все прямо, через лес, тута рядом тропочку увидишь, по ней и иди. Мимо Тимофея пройдешь, спросишь, как дале идти. А то я тебе руками-то намахаю, а ногами не разберешься.
— Это кто — Тимофей?
— Дед один! — мальчишка уже оттолкнул лодку и стал размахивать веслом.
— Спасибо тебе!
— Ничего-о-о-о! — крикнул он в ответ.
Опять побежала передо мной тропинка по редкому солнечному лесу. Она шла между папоротников, огибала пни и холмики, покрытые темно-зелеными клеенчатыми листьями и бледными, незрелыми ягодами брусники.
Когда я уже хотела присесть и отдохнуть на одном из холмиков, между деревьями замелькала изгородь из редких некрашеных досок. Тропинка привела меня к калитке. Я вошла и оказалась на небольшом участке с бревенчатой избой, яблоневым садом и кустами черной смородины.
За избой оказался пчельник. Вдруг из-за кустов выбежал старик с развевающейся седой бородой. Он бежал не по дорожке, а прямо по кустам, глядя вверх, держа в одной руке ведро с водой, а в другой веник. Он мочил веник и брызгал им над собой, крича и причитая.
Я вгляделась и увидела над его головой темное прозрачное облачко. Оно золотилось и поблескивало на солнце, то поднимаясь, то опускаясь, и наконец село на нижнюю ветку рябины.
— Эй! — крикнул старик. — Неси скорей сито и метелку! На крыльце они!
Я побежала к крыльцу и принесла старику сито, в котором лежала небольшая метелочка.
— Куда вы расползлись все, что и не дозовешься?!
Не глядя на меня, он схватил сито и побежал к рябине.
И тут я увидела, что на ветке висит не облачко, а рой пчел. Они держались друг за друга и образовали огромную гущу. Старик стал потихоньку стряхивать пчел метелочкой в сито. Потом открыл один из ульев и высыпал в него пчел, как песок.
Первый раз в жизни я видела, как роятся пчелы.
Закрыв улей, старик повернулся ко мне и удивленно спросил:
— Ты кто?
— Я пришла… я хочу спросить…
— А Нюрка где?
— Какая Нюрка?
— Внучка моя. Разбежались все. Разве ж это мое дело — рой ловить? Мой возраст другой. — Он сердито помолчал, потом добавил: — Артельные пчелы-то, нехорошо упустить. Скажут, своих бы догнал. Ты откуда явилась? Спасибо, помогла мне.
— Я с Полудиной дачи.
— Знал я Полудина купца. За границу удрал. Теперь на той даче приют. Пойдем в избу. Молоком тебя напою. Отдохнешь малость.
Мы вошли в избу. Вкусно пахло хлебом, яблоками и медом. Оказалось, что я очень хочу есть. Я села на лавку между столом и маленьким оконцем, украшенным вырезанной бумагой. Громадная печь стояла в комнате. Ее полукруглый рот был прикрыт черной заслонкой.
Дед дал мне молока в глиняной кружке, меду на блюдце и кусок хлеба.
— Тебя как звать?
— Тина.
— Валентина или Алевтина?
— Просто Тина.
— Что спросить хотела?
— Как до озера Белого дойти?
— Тебе зачем на озеро?
— Пионеры в поход ушли, аптечку забыли с лекарствами, а я несу.
— Это кто же тебя послал?
— Никто, я сама.
— То-то я вижу, что сама. Убегла, значит. А вдруг бы тебя обидел кто? Змея бы укусила?
— Она не укусила, она уползла.
— Попалась на дороге все-таки. Змей тут много. Видишь, заплуталась ты, какого крюку дала. С крюком-то верст шесть прошла, а то и все семь. Говоришь, устала?
— Устала.
— Тогда так. Мне туда, в деревню, надо по делу. Я тебя подвезу.
— Мне нельзя ехать.
— Это почему так — нельзя?
— Потому что все ребята идут, и я должна идти.
— Ага, значит, честно хочешь своими ногами дойти?
— Да. А то нехорошо будет — все идут, а я поеду. Получится, что не дошла.
— Значит, пока ты будешь своим ногам испытание делать, там будут без аптеки? Ежели побьется кто, или ногу зашибет, или сомлеет с устатку — никакой помоги нет, аптека пешком идет?
Дед говорил сердито, а смотрел на меня добро своими серыми глазками в мятых веках. Нос его шевелился, когда он говорил, а волосатые щеки дрожали.
— Да, правда, я не подумала.
— Ладно, — сказал дед, вставая, — генералы с неподумки сражения проигрывают, а тут дело помельче. Посиди на лавке, подожди. Я лошадь запрягу.
Дед вышел, нагнувшись в дверях и прикрывая голову ладонью.
Мы с дедом Тимофеем ехали по пыльной дороге. Я сидела в телеге на мягком сене, а дед сбоку, свесив ноги.
Ритмично, как бы приплясывая, бежала пегая лошаденка, сосны кружились по обеим сторонам дороги, дед говорил что-то, потряхивая вожжами, небо стало темнеть, солнце уже катилось по верхушкам сосен.
Я заснула нечаянно, незаметно для себя, и проснулась оттого, что дед покрикивал мне:
— Вставай, вставай! Приехали. Вон, в леску, ваши приютские пионеры бегают. Вставай, аптека! Слышь, вставай!
Я быстро села в телеге и увидела, что уже темно.
В лесу горел костер. Он показался мне громадным. Черные силуэты сосен преграждали к нему дорогу.
Девочки, в красных галстуках, белых кофточках и синих шароварах, тащили со всех сторон хворост.
— Пойдемте со мной, дедушка Тимофей, а то мне одной как-то стыдно.
— Никакого стыда нет. Человек принес аптеку, и все тут.
— Ну, тогда спасибо, дедушка, — сказала я, соскальзывая с телеги.
— Чего спасибо, лошадь моя сорок штук таких, как ты, свезет и не охнет. Ну, беги с богом, аптека!
