Владимир Стеженский - Солдатский дневник
4.09.42.
Время и события идут своим чередом. Под Сталинградом напряженные бои. А на западе наше наступление увяло, не успев расцвести. Да, дела печальные, а что еще будет… Все еще сидим в этой Котловине. На нашем участке немцев держат, да иногда крепко бьют. Если бы все наши дивизии дрались как мы, никогда не было бы такого позорного положения на фронтах.
Вчера вечером мы с помощником начальника разведки Толей Гречаным устроили грандиозное истребление наших вшей. Зашли в лес, разожгли костер и стали кипятить в котле все наше барахло. Было эффектное зрелище, когда мы в адамовых костюмах плясали в темноте, чтобы согреться. Но, боюсь, эта процедура нас не спасет, опять набегут, подлые. Ведь все наши штабные офицеры кишмя ими кишат. Стоит подойти к кому-нибудь, и тут же подцепишь вошь.
7.09.42.
Обстановка на нашем участке становится все напряженнее. Каждый день к немцам подтягиваются новые и новые войска, орудия и техника. Видимо, в ближайшее время они предпримут здесь наступление. Засылают к нам шпионов, наших же дезертиров, целыми пачками. На других фронтах уже начались сильные бои.
Неужели мы не выдержим? Страшно себе представить, что тогда будет. Вечная казарма под немецким сапогом. Нас пошлют воевать с Англией, с Америкой. Наша культура, музыка, искусство, литература все будет уничтожено, если победит Германия. Я вполне представляю себе немецкий «новый порядок». Достаточно почитать выступления их вождей, их газеты, письма и дневники, чтобы ясно увидеть, что нас ждет. В европейской части русских вообще не будет, всех сошлют за Урал. В Европу наших будут посылать только на черную работу, на борьбу со стихийными бедствиями. Нет, этого нельзя допустить, мы должны удержать свою землю! Мы должны победить, победить любой ценой, если вообще хотим жить. Наше поражение означает если не физическую, то уж поголовную духовную смерть.
12–14-16.09.42.
Сегодня получил письмо от Нинки. Да, теперь мне понятно, почему все так получилось. Если бы только ее увидеть! Еще и еще раз перечитал ее письмо. Если бы еще месяц мы могли быть вместе, никогда бы этого не случилось. Слишком молодо было ее чувство, слишком коротка и неуверенна была наша любовь.
Она пишет, что любит меня, любит, может быть, еще сильнее и горячей, чем прежде. Если бы это было так! Но то, что она сомневалась в моем чувстве, говорит о том, что она не была уверена и в своем.
Она ни словом не упомянула о том, что вышла замуж. Может, этого и не было, но она должна была написать мне о том, кто и как помог разрушить ее чувство ко мне. Половинчатая откровенность не бывает у человека, который действительно любит.
Черт знает, что будет дальше: Новороссийск сдан, под Сталинградом сильные бои. На второй фронт надеяться рано, хотя у немцев обстановка дома значительно осложнилась. В своих письмах на фронт немцы все чаще жалуются на беспрерывные, воздушные тревоги днем и ночью. Но ведь одними налетами дела большого не сделаешь.
Что будет с нами зимой? Теплой одежды нет, с продовольствием тоже туго. Ну, да как-нибудь перебьемся.
Получил письмо от своей школьной учительницы литературы, Евгении Николаевны. Пишет, что дела в Москве невеселые. Наш учитель географии Николай Иванович так истощал, что опух от голода.
17.09.42.
Получил еще несколько писем. Слава Богу, мой перевод дома получили. Теперь надо вырваться в мой полк, получить еще деньги и отослать домой.
Ночи стали такие холодные, что во сне можно запросто замерзнуть. Утром на траве лежит белый иней. А в моей меховой куртке, оставленной в Лисичанске, гуляет сейчас какой-нибудь фриц.
20.09.42.
Сегодня нас пытались разбомбить: две бомбы разорвались метрах в двухстах от нашего командного пункта. Правда, это были какие-то эрзац-бомбы, сделанные из бетона и начиненные разной металлической дрянью. Воронки от них глубокие, но взрывная волна слабая. Маленький сарайчик, который стоял метрах в двух-трех возле одной воронки, остался цел и невредим и не получил даже пробоин от осколков.
Хотел сегодня помыться, но так и не удалось: не было ведра. Когда же я попаду в свой полк, где так давно не был? Там теперь все новые люди, которых я не знаю. Теплинский убит, Долгий тяжело ранен. Жаль их, хорошие ребята, особенно Теплинский.
Получил сегодня письмо от своего двоюродного брата Сережи. Он работает в госпитале на северо-западном фронте. Где-то сейчас Вовка? Ведь мы с ним почти соседи.
А Артур так до сих пор молчит. И от Мэри ни слова. И мать Артура молчит, прямо удивительно и необъяснимо.
25–26-28.09.42.
Получил несколько писем, в том числе от матери Артура. Он в Уфе на стройке. Непонятно, на военной стройке в армии или где. Завтра я ему напишу, может, ответит.
Как соскучился я по книге! С каким бы удовольствием почитал бы я сейчас Хемингуэя. Из всех современных писателей я его, пожалуй, люблю больше всех. Вдумчивый, наблюдательный и глубоко человечный писатель.
Фрицы наступают. Круглые сутки их авиация не прекращает бомбежки. Наш КП перебрался на новое место. И вовремя: сегодня раздолбали старый КП. Что-то будет завтра? Выстоим ли или придется драпать?
Получил письмо от Тани. Наш ИФЛИ переехал из Ашхабада в Свердловск. Значит Нинка уже там. Успела ли она получить мое письмо…
Таня пишет, что погиб Шурка Мостовенко. Большая потеря. Из него получился бы неплохой поэт. Его стихи были в моей «Серой тетради».
29.09.42.
У нас война в полном разгаре. Фрицы уже совсем близко, километрах в двух-трех. Почти рядом рвутся мины и строчат автоматы. Боюсь, как бы дело не кончилось Красной слободкой.
Фрицы здесь сконцентрировали свыше двух дивизий. Это против одной нашей, порядком потрепанной.
Вчера поймали наконец пленного. Унтер-офицер, говорит, что война всем солдатам чертовски надоела, настроение у всех плохое.
Их успехи никого не радуют: слишком дорого они обходятся. Я спросил его, когда кончится война. Он ответил: «Когда русским и немцам будет нечего есть».
2.10.42.
Уже октябрь. Мы опять отходим. Наш участок, пожалуй, единственный, где Красная Армия отступает в западном направлении. Бывает же такое!
Дрались мы крепко, но против нас действует больше трех дивизий. Уложили фрицев бессчетно, но они, как говорится, не считаясь с потерями, лезут как ошалелые.
3.10.42.
Опять отходим… на запад. Я мог бы написать друзьям: «Мы двигаемся на запад, и довольно быстро». Горькая усмешка судьбы. Видно, придется нам встретиться с Черным морем.
