Юрий Беспалов - Неизвестная Зыкина. Русский бриллиант
Осенью 1981 года Зыкина с Гридиным вернулись с гастролей по Уралу и городам Сибири.
Спрашиваю Гридина:
— Ну как гастроли прошли? Шухеру, небось, наделали столько, что до сих пор аплодисменты аукаются в горах и предгорьях Урала.
— Как всегда, в полном порядке — аплодисментов хоть отбавляй. Людмила Георгиевна в Томске на концерте такое выдала, что вот спроси ее сейчас, сама не вспомнит.
— Ты о чем, Котик? (Так Зыкина называла мужа в кругу близких людей. — Ю.Б.) — вмешалась в разговор Зыкина.
— Все о том же. Придумала новую разновидность грибов — веснушки называются. Надо записать в Красную книгу.
— Ну так ведь никто не заметил…
— И хорошо, что не заметили твои «веснушки» с «темнушками».
А произошло в Томске вот что. К певице пришла руководитель областного управления культуры и спросила: «Нет ли в вашем, Людмила Георгиевна, репертуаре какой-нибудь песни, имеющей отношение к лесу? Завтра, в воскресенье, День работников леса, и на концерте весь зал заполнят труженики лесного хозяйства». Зыкина ответила, что в ее репертуаре такой песни нет. Но тут вмешался Гридин:
— Как же нет? А песня «грибочки-ягоды» Темнова? Она же вся про лес! Завтра вызову оркестр за два часа до начала концерта, мы все отрепетируем!
— Но я совсем не помню слов, особенно финальный блок. Там столько всего наворочено, — возразила Зыкина.
На что Гридин ответил:
— Выучишь! Тебе не впервой. Ты же уникально талантлива!
На другой день на репетиции Зыкина несколько раз пропела песню, поглядывая в шпаргалку (в песне Виктора Темнова на стихи Петра Черняева было такое обильное количество грибов и ягод, что Зыкина не смогла все сразу запомнить). Но потом все-таки шпаргалку отбросила и пропела песню наизусть.
Два отделения концерта прошли на ура. Много бисировали. Песня про грибочки-ягоды исполнялась в финале. Зыкина уверенно пропела три куплета, а в последнем припеве, не сбавляя темпа, вместо:
Сыроежки и маслята.
Грузди, рыжики, опята,
И лисички, и волнушки,
И веселые краснушки…
спела:
Мухоморы и чернушки,
И веселые темнушки,
И козлята, и свинушки,
И забавные веснушки.
К счастью, набор ягод в следующем припеве она пропела в авторской редакции, и труженики леса не заметили невольной импровизации, а если и заметили, то, скорее всего, не придали ей значения. Как всегда, успех и тут сопутствовал Зыкиной. Позже Виктор Темнов шутил: «Не от моей ли фамилии произошли эти „темнушки“»?
* * *«Просто так», для себя, Зыкина никогда не пела, когда бывала дома и хлопотала по хозяйству, и часто заявляла, что голос свой не любила. Но все же, если собиралась солидная компания в день рождения, скажем, космонавты старшего поколения, гвардия времен Гагарина, могла спеть несколько старинных романсов под гитару. Последнее десятилетие стала уставать от друзей. «Раньше, — говорила она, — когда все собирались, мы от друг друга ничего не хотели, просто было хорошо вместе. А сейчас… Каждому, к сожалению, что-то надо. Я не осуждаю людей. Нет. Но… опять работа, опять не отдых. Ты же меня знаешь не первый год: если я возьмусь за что-то — обязательно сделаю».
Бывали времена, что она не отдыхала и пять, и семь лет подряд, в годы, когда появился ансамбль «Россия». Говорила: «Вот на дачу уеду, телефон отключу и немножко побуду без забот». Не получалось — через пару-тройку дней отпуск заканчивался и начинались опять хлопоты. «А кто будет делать? Когда я работала с баянистами, отрабатывали по 8–10 концертов и отдыхали. Могла в Большой театр сходить на Плисецкую или послушать Огнивцева в Большом зале консерватории, почитать что-нибудь. А теперь…» — «Как загнанная лошадь», — отвечал я. «Да нет, до загнанной далеко, но забот просто невпроворот. Каждый день, каждый час».
Глава IV
За рубежом. — Чехословакия. — Франция. — США. — Япония. — Исландия. — Новая Зеландия. — Северная Корея. — Дания
За границу Зыкина отправлялась без особых хлопот. На длительные гастроли в 60–70-е годы ездила и летала с костюмершей Леной Бадаловой, славной женщиной, кристально честным человеком. (Она рано умерла, и певица очень тяжело перенесла ее уход из жизни). Она была у Зыкиной и за главного кассира — основные запасы денег были в ее сумке. Брала с собой из одежды и нарядов самое необходимое, хотя время от времени гардероб меняла — ей шили новые наряды и непременно к ответственным гастролям. Брала с собой обязательно электроплитку, кипятильник, на первое время консервы, сырокопченую колбасу. Хотя и получала 270 долларов за концерт, готовила сама, не из-за экономии, а потому что не доверяла общепитам и ресторанным кухням. Устроившись в отеле, шла в ближайший магазин или супермаркет, покупала продукты, преимущественно то, что было полезно, питательно и, конечно, овощи, фрукты. В поисках дешевых тряпок не бегала. Иногда покупала что-нибудь по мелочам для сувенира знакомым в Москве. Это мог быть красивый большой календарь на каждый месяц с репродукциями полотен выдающихся художников прошлого или небольшой приемник. Могла привезти часы, магнитолу, если кто-то просил из близких. Мужьям привозила обычно японскую технику. Гридин сам себе покупал, что считал нужным, — итальянские джинсы, дубленку, кожаное пальто… Отдохнув от перелета, обязательно шла на прогулку. Она всю жизнь обожала пешие прогулки, и в каком бы городе ни была, всегда находила время, чтобы не торопясь побродить по улицам и скверам, площадям и переулкам. «Какая нужда, Людмила Георгиевна, вас заставляет каждый раз ходить целые километры после тяжелейших перелетов?» — спросил ее, когда она однажды сокрушалась, что не успела выполнить свою «пешую программу» в Штатах. «Нужды никакой нет, — отвечала певица. — Просто в самолете устаешь сидеть длительное время в одном положении. А потом смена впечатлений для меня — правило, почти закон, где бы я ни была».
Память ее, конечно, хранила не все увиденное в десятках стран мира, но какие-то наиболее примечательные события, встречи, даже детали гастрольной жизни за рубежом запечатлевались в ее голове яркими красками.
* * *В 1948 году она впервые в жизни выехала за границу. В Чехословакию. В программе пребывания оказалась и экскурсия в небольшой городок Мельник, славившийся подземными погребами, где годы хранились вина. Зыкина видит на большинстве огромных бочек надпись: «Святая Людмила». На дегустации вино ей показалось приятным. Вкусовые качества напитка и созвучие его названия с ее именем навели на мысль о покупке на память нескольких бутылок, что она и делает на последние деньги. Пузыри пакуются в фирменную коробку. На границе в поезд заходят два таможенника, проверяют документы и поклажу. Один из них, сказав, что нельзя столько вина (4 бутылки) через границу провозить, ногой отодвигает коробку в сторону, ближе к выходу. Другой, старший по званию, держа в руках раскрытый паспорт Зыкиной, видит на коробке надпись: «Святая Людмила». Спрашивает Зыкину: «Вы — девушка?». Та согласно кивает головой. «Значит, святая еще, — говорит стоящему рядом коллеге. — Оставим коробку. Пусть в Москве жениха порадует». «Одну бутылку я долго хранила, — рассказывала Зыкина, — а когда вино закончилось, наливала в нее подсолнечное масло. Красивая бутылка была и с подсолнечным маслом».
