Николай Коняев - Власов. Два лица генерала
Как справедливо отмечает непосредственный участник боев Иммануил Левин, Любаньскую операцию можно разбить на два этапа. «Первый, как предписывалось директивой Ставки, поражал масштабностью и красотой. 59-я, 2-я Ударная, 4-я и 5-я армии прорывают на своих участках вражеские позиции и, поддерживая друг друга, рвутся строго на Запад с выходом на Волосово и Лугу».
Этот этап операции Мерецков провалил.
Среди причин провала нельзя не упомянуть и о том, что, предпочитая милую сердцу еще по временам финской кампании лобовую атаку, Мерецков равномерно рассредоточил танки и орудия по всему фронту. В результате он не сумел – Тихвинская группировка немцев была зажата с трех сторон нашими армиями – использовать стратегически выгодное положение и растратил живую силу армий на выдавливание немцев за Волхов. Только в конце декабря наши войска преодолели этот рубеж.
Однако главная причина провала операции все-таки не в этом стратегическом просчете, а в страхах Кирилла Афанасьевича снова попасть в руки нового Шварцмана, в паническом нежелании Мерецкова брать на себя ответственность.
«Уважаемый Кирилл Афанасьевич! – писал перед Новым годом К.А. Мерецкову И.В. Сталин. – Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами понимаете, великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не разменивалось на мелкие стычки, а вылилось в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу, опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха. И. Сталин. 29.12.41 г.»…
Это письмо Сталина не только не приободрило Кирилла Афанасьевича, а повергло его в панику. К Новому году Мерецкову совершенно ясно стало, что предложенный Ставкой план уже невозможно осуществить наличными силами фронта.
Полководец, подобный Г.К. Жукову, возможно, и не побоялся бы [59] объяснить это Сталину, но в Кирилле Афанасьевиче слишком свежа была память о допросах в НКВД.
Он струсил, и тогда и была совершена первая роковая ошибка.
Кирилл Афанасьевич ввел в наступление свежую 2-ю Ударную армию{24}, не дожидаясь прорыва немецкой обороны. Как и положено в такой спешке, войска пошли в наступление без необходимого обеспечения продуктами и боеприпасами.
Положение усложнялось тем, что вел войска 2-й Ударной армии в наступление бывший заместитель наркома внутренних дел, генерал Г.Г. Соколов, изучавший суворовскую науку побеждать на допросах на Лубянке.
Невероятно, но, приняв 2-ю Ударную армию, Г.Г. Соколов отдал такой вот, словно бы из злой сатиры списанный, «суворовский» приказ:
«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный шаг – аршин, им и ходить. Ускоренный – полтора, так и нажимать.
2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок такой: завтрак – затемно, перед рассветом, а обед – затемно, вечером. Днем удастся хлеба или сухарь с чаем пожевать – хорошо, а нет – и на том спасибо, благо день не особенно длинен.
3. Запомнить всем – и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода – ночь, вот тогда и маршируй.
4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться. Уши и руки растирай снегом». (Приказ № 11 от 19 ноября 1941 года)».
В результате под командованием этого генерала, словно бы сошедшего со страниц книг М.Е. Салтыкова-Щедрина, даже и переход до линии фронта дался 2-й Ударной армии нечеловеческими усилиями.
«Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить дорогу в глубоком снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду.
Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и тем, что на пути встречались не замерзшие болотистые места и речушки с наледью [60] на поверхности. Обувь промокала и промерзала. Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе»{25}.
Вот этим солдатам, смертельно уставшим уже по пути к фронту, и предстояло, согласно директиве Ставки, «прорвать… укрепленные позиции, разгромить… живую силу, преследовать неотступно остатки разбитых частей, окружить и пленить их…»
Сохранилась запись телефонного разговора К.А. Мерецкова со Ставкой.
«10 января. У аппарата Сталин, Василевский.
По всем данным, у вас не готово наступление к 11-му числу. Если это верно, надо отложить на день или два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. У русских говорится: поспешишь – людей насмешишь. У вас так и вышло, поспешили с наступлением, не подготовив его, и насмешили людей. Если помните, я вам предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а теперь пожинаете плоды своей поспешности…»
Следуя примеру нынешних антисталинистов, тут самое время порассуждать о коварстве Сталина, который, отправив две недели назад личное письмо Мерецкову, спровоцировал командующего Волховским фронтом на неподготовленное наступление, а теперь отстраняется от ответственности, перекладывая ее целиком на плечи командующего.
Но можно взглянуть на вопрос и с другой стороны…
В письме даже и намека нет на необходимость ускорить начало операции. Напротив, Сталин подчеркивал, что наступление не должно размениваться на мелкие стычки. Вот и сейчас он сдерживает Кирилла Афанасьевича, дает дни, чтобы все-таки подготовиться к прорыву.
Другое дело, что Мерецков от страха уже не способен был адекватно воспринимать слова Сталина.
Кирилл Афанасьевич не понимал даже, что Сталин ждет от него не рапорта о начале наступления, а конкретного результата – прорыва блокады Ленинграда.
Реакция Мерецкова на разговор со Сталиным была мгновенной.
В этот же день он сместил командующего 2-й Ударной армией генерал-лейтенанта Г. Г. Соколова. Но сместил не за пригодные только для фельетона приказы по армии, не за бездарность, не за неумелое управление войсками, а за промедление с наступлением… [61]
«В ночь на десятое января, – вспоминал о своем назначении генерал Н.К. Клыков, – меня вызвали в Папоротино, где размещался штаб 2-й Ударной армии. Здесь уже находились Мерецков, Запорожец и представитель Ставки Мехлис.
Выслушав мой рапорт о прибытии, Мерецков объявил:
