Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»
– Хорошо, Юрий Петрович, – отвечает Володя и читает точно так же, как и прежде.
– Володя! Ну как же так! Ты молотишь уже готовый текст. Ты играешь, а я тебя прошу… Я могу тебе даже показать. Вот, смотри: «Гул затих… я вышел на подмостки…» Ну как-то так, понимаешь?! С какими-то, грубо говоря, паузами, будто ты ищешь слово или строфу. Не очень долго ищи, но как будто бы – рожай их! Рожай сейчас! Чтобы они не были готовыми.
– Хорошо, Юрий Петрович, – и опять по-старому читает: – «Гул затих, я вышел на подмостки…»
– Владимир! Да что ж ты опять то же самое!! – уже кричит ему шеф.
– Юрий Петрович, а у меня, между прочим, именно так часто и рождаются стихи. Сами идут, без пауз…
Он и мне об этом тоже говорил. Я интересовался:
– Володя, как тебе пишется?
– Я, Шапен, большей частью по ночам работаю. Мне нравится работать ночью, когда все затихает. И кроме того…
– А как вообще стихи у тебя рождаются?
– Ты знаешь, – отвечает, – иногда – как будто тебе их кто-то диктует. Пишу быстро-быстро-быстро, лишь бы успеть, пока звучит какой-то внутренний голос. Как будто кто-то мне говорит: пиши-пиши-пиши! Идут, идут, и вдруг – стоп! И тут уже затык в стихе. Не идет!.. В общем, по-разному бывает. Иногда одним махом пишу, как у Пушкина: «минута – и стихи свободно потекут». А иногда – очень сложно: не могу найти для рифмы слова – все! Нет слова! Ищу, ищу и не могу найти…»
Сохранились свидетельства о том потрясающем марсельском спектакле, который мы, к сожалению, уже никогда больше не увидим.
Вениамину Смехову он запомнился так: «Смирился буйный дух, и «Гамлет» состоялся. Но что это был за спектакль!.. За кулисами – французские врачи в цветных халатах. Жестокий режим, нескрываемая мука в глазах. Мы трясемся, шепчем молитвы – за его здоровье, чтобы выжил, чтобы выдержал эту нагрузку. Врачи поражены: человека надо госпитализировать, а не на сцену выпускать…
За полчаса до начала, когда и зал в Марселе был полон, и Высоцкий с гитарой уже устроился у сцены, Юрий Петрович позвал всю команду за кулисы. Очень хорошо зная, какие разные люди перед ним и кто из них как именно его будет осуждать, он сказал нам жестко, внятно, и голос зазвучал как-то враждебно: «Вот что, господа. Вы все взрослые люди, и я ничего не собираюсь объяснять. Сейчас вам идти на сцену. Соберитесь и – с богом. Прошу каждого быть все время начеку. Врачи очень боятся: Володя ужасно ослаблен. Надо быть готовыми и быть людьми. Иногда надо забывать свое личное и видеть ситуацию с расстояния. Высоцкий – не просто артист. Если бы он был просто артист – я бы не стал тратить столько нервов и сил… Это особые люди – поэты. Но мы сделали все, чтобы риск уменьшить. И врачи, и Марина прилетела…
И еще вот что. Если, не дай бог, что случится… Вот наш Стас Брытков, он могучий мужик, я его одел в такой же свитер, он как бы из стражи короля… и если что… не дай бог… Стас появляется, берет принца на руки и быстро уносит со сцены… а король должен скомандовать, и ты, Вениамин, выйдешь и в гневе сымпровизируешь… в размере Шекспира: «Опять ты, принц, валяешь дурака? А ну-ка, стража! Забрать его…» – и так далее… ну ты сам по ходу сообразишь… И всех прошу быть как никогда внимательными… Надо, братцы, уметь беречь друг друга… Ну идите на сцену… С богом, дорогие мои…»
В беседе с медиком Марком Цыбульским, в эмиграции опубликовавшим несколько статей и книг о Высоцком, Смехов сказал о том же спектакле короче и эмоциональнее: «Это одно из самых сильных впечатлений. Это действительно было очень сильно, но более всего это было страшно. Был последний день гастролей. Если бы спектакль не состоялся, нам могли закрыть не только границу, но и театр.
В Марсель приехала Марина Влади, за кулисами были врачи. Любимов произнес потрясающий монолог, обращенный к актерам. Он говорил, что то, что нельзя всем, может быть, можно Высоцкому, сказал какие-то поразительные слова, которые всех мобилизовали.
Высоцкий задыхался, ему было плохо. Я думаю, что он действительно мог умереть. Он играл гениально, потому что играл он на смерть».
Здесь принципиально важна эта формула – «играл на смерть». Только при такой игре актерский талант Высоцкого раскрывался полностью и даже чуть больше, запредельно, на 101 процент. Но, к несчастью, в последние годы только наркотики приводили его в такое состояние. И неслучайно, что свои лучшие роли в кино, Глеба Жеглова в «Месте встречи изменить нельзя» и Дон Гуана в «Маленьких комедиях», он играл именно тогда, когда его наркомания вступила в завершающую стадию, когда возврата уже не было, не было спасения.
1, 2 и 3 июля 1980 года на телевидении прошла премьера фильма Михаила Швейцера «Маленькие трагедии», где Высоцкий сыграл свою последнюю роль в кино. Но фильма он так и не увидел. Его в тот момент сжигала одна страсть – наркотики. А ведь это была еще одна его выдающаяся роль, наряду с Жегловым.
Режиссер Михаил Швейцер вспоминал: «Приступая к работе над «Маленькими трагедиями» Пушкина, я решил, что Дон Гуана должен играть Высоцкий… Дон Гуан – Высоцкий – это тот самый Дон Гуан, который и был написан Пушкиным. Для меня был важен весь комплекс человеческих качеств Высоцкого, которые должны были предстать и выразиться в этом пушкинском образе… Все, чем владеет Высоцкий как человек, все это есть свойства пушкинского Дон Гуана. Он поэт, и он мужчина. Я имею в виду его, Высоцкого, бесстрашие и непоколебимость, умение и желание взглянуть в лицо опасности, его огромную, собранную в пружину волю человеческую, – все это в нем было. И в иные минуты или даже этапы жизни из него это являлось и направлялось, как острие шпаги…
Чтобы получить нужную, искомую правду личности, нужен был актер с личными качествами, соответствующими личным качествам Дон Гуана, каким он мне представлялся… Пушкинские герои живут «бездны мрачной на краю» и находят «неизъяснимы наслажденья» существовать в виду грозящей гибели. Дон Гуан из их числа. И Высоцкий – человек из их числа. Объяснение таких людей я вижу у того же Пушкина:
Все, все, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
БЕССМЕРТЬЯ, может быть, залог!
А вот что о своей последней роли в кино говорил Высоцкий: «Я должен был играть две роли: Мефистофеля (которую сыграть ему все-таки не дали. – Б. С.) и Дон Гуана. Хотя для меня роль Дон Гуана была в диковинку. Ведь лет десять назад они, конечно, предложили бы эту роль Тихонову или Стриженову. Я понимаю, что на Черта, на Мефистофеля я подхожу. А с этим – не знаю. Потом подумал: почему, в конце концов, – нет? Почему Дон Гуан должен быть обязательно, так сказать, классическим героем?..
По-моему, «Каменный гость» – одно из самых интересных произведений Пушкина. Он написал это про себя. Он же сам был Дон Гуаном до своего супружества, до того как из разряда донжуанов перешел в разряд мужей. В этой трагедии он сам с собой разделался, с прежним. Сам себе отомстил. Так что все это, мне кажется, очень любопытно читается».
