Леонид Фиалковский - Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду
Поздний ужин совсем разморил людей, и почувствовали неимоверную усталость, стало клонить ко сну, и тут же начал раздаваться храп. Команда Воропаева: «Подъем! Предстоит работа!» — вернула всех к действительности. Он пришел от комбата и сказал, что неподалеку стоят два подбитых танка и их нужно к утру восстановить. В ремонте нуждаются еще и несколько колесных машин.
Ремонтники поднялись, разбились на группы и двинулись к своим объектам. Руки у них были окровавлены, в ссадинах, ранах. Обматывал бинтами, и люди продолжали работать.
Один из слесарей протянул мне изящную плоскую коробку, в которой был уложен ряд инструментов: ножнички, пинцеты, щипчики, пилочки и другое.
— Возьми, доктор. Какой-то деликатный инструмент. Может, пригодится. Мне в слесарном деле он ни к чему. Раздобыл его в немецком хламе.
Я посмотрел. Это не медицинский инструмент, как я его представил. Предметы с нежными пластмассовыми ручками уложены в изящную коробку, выстланную голубым бархатом. По всей вероятности, это мог быть набор для чистки ногтей. Я их еще никогда не видел. Но это мог быть он. Поблагодарил и взял, может, для чего и пригодится.
Понедельник, 10 августа 1942 г. Контрудар удался.После полуночи 204-я стрелковая дивизия подтягивала свежие силы — подъехала и затаилась пехота на автомашинах, мимо прошли «пэтээровцы» с ружьями на плечах, таща на спине ящики с патронами. Невдалеке расположилась артиллерийская батарея. Заняли исходные рубежи и наши оставшиеся на ходу танки 1-го батальона, на этот раз без автоматчиков. Мало кто из них остался в живых.
Еще при звездном небе на заре наши войска перешли в контратаку. Начался массированный артобстрел восточной части разъезда, затем огонь был перенесен вглубь вражеской обороны. Последовал ответный обстрел наших позиций со стороны противника. Вокруг рвались снаряды, мины. Вновь появились раненые, убитые. Над головами прошли наши штурмовики, и вскоре услышали, как отбомбились. Загудели моторы танков, и машины двинулись вперед. Темп боя нарастал, наши танки с боями уходили все дальше на восток, за ними следовала мотопехота. Шла еще перестрелка севернее и восточнее разъезда — пехотинцы добивали врага. У станции лежали развороченные орудийные установки, танки противника и несколько наших танков. Вдали в степи виднелись застывшие и горевшие немецкие танки в большем количестве, чем накануне в первый день боя, и больше, чем стояло и горело наших. Стало очевидно, что враг отброшен от разъезда далеко на юго-восток.
В группе убили еще одного ремонтника. В медсанвзвод отправил старшину Круглякова, раненного в бедро еще накануне. Обещал после обработки раны забрать его.
В полдень прибыл зампотех бригады и сообщил, что противник отброшен за реку Аксай, где наши заняли оборону на прежнем рубеже. Зампотех бригады приказал мне ехать в поселок Зеты, где расположена наша рота технического обеспечения и склады бригады. Сказал, что Зеты бомбили и там среди наших ремонтников были убитые и раненые. Помогли в оказании помощи медработники соседних частей. Тяжелораненых отправили в Тундутово, а с остальными велел мне разобраться. Медработников там сейчас поблизости нет.
Остатки бригады отходят к совхозу им. Юркина, где занимают оборону и приводят себя в порядок. В строю осталось всего 10 исправных танков и меньше половины личного состава. Особенно большие потери понес пулеметный батальон.
Выехали в Зеты на бортовой машине ГАЗ-АА. Со мной поехал ремонтник Ожешко для получения запчастей и продуктов на ремонтную группу. Захватил раненых танкистов до медсанвзвода, расположенного в совхозе им. Юркина, до которого предстояло сделать небольшой крюк в сторону. Да и мне нужно было пополниться перевязочным материалом, медикаментами и хотелось кое-кого повидать. В кабину посадил одного из раненых. Сел в кузов машины рядом с Ожешко. Поделился он со мною своими заботами. Дома осталось у него шестеро детей. Как без кормильца будут жить? Правда, жена усвоила элементы его профессии — жестянщика. Может лудить, паять. Этой работы всегда хватает. Но как они будут расти без отца, беспокоило его.
— Отчего так рано себя хороните? Вернетесь к своим детям, — заверил я его.
— Из такого пекла, чувствую, не вырваться. Тут будет погибель проклятому, дальше его не пустят. Некуда дальше, но и мы все тут поляжем. Может, за редким исключением, но мало нас останется. Исход войны решится здесь, — задумался и добавил: — Больше отступать не будем.
Так думал и убежденно говорил очень простой наш человек, малограмотный, но житейски мудрый. Считал, что он может не выжить, но верил в победу народа.
— У меня мать с четырьмя детьми где-то мыкается в эвакуации… без отца. Он на фронте. Как она их вытянет? — поделился я своей болью. — Почти безграмотная, без профессии и малые дети.
Своя ноша для каждого казалась тяжелее других. Но непосильной она была у всех.
Добрались за разговорами до совхоза. Медсанвзвод располагался во дворе, огороженном глухим забором. В саду на брезенте и на траве у деревьев лежали раненые. Некоторых грузили в санитарную машину, а более легких в транспортную для эвакуации.
Получил все мне нужное у Шепшелева. На этот раз он не скупился, хотя ворчал, что средств у него мало осталось. Командир медсанвзвода военврач 3-го ранга Гасан-Заде, врачи Ложкина, Вайнштейн, фельдшера, медсестры были заняты ранеными, готовили их к эвакуации. Все были озабочены, уставшие, в загрязненных халатах со следами крови, йода, риванола.
Ко мне подошла Майя Вайнштейн.
— Рада вас видеть в здравии. Как вы? Спокойно ли в Зетах?
— Какое там спокойно.
— В каком мы аду!..
— Я был у разъезда 74-й километр с группой ремонтников. Там было хуже ада. И Зеты бомбили, есть убитые и раненые. Еду туда.
Передо мною стояла щупленькая девушка-женщина в непомерно длинном халате, в пятнах йода и крови, поверх гимнастерки с подвернутыми до локтей рукавами, с расстегнутым воротником, обшитым изнутри белым уже не свежим подворотничком, в солдатских хлопчатобумажных брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Стоял зной. Было жарко и душно. Помнил ее другой.
— Где ваши волосы? — растерянно спросил я. Вот оно что. Этих пышных черных волос, собранных в клубок сзади, на которых так щеголевато сидела пилотка, уже нет.
— Отрезала, мешали, ухаживать за ними стало невозможно. А что, очень плохо выгляжу? — спохватилась она, а потом добавила: — Будет целой голова — до свадьбы отрастут.
Озабоченно спросила:
— Выберемся ли мы из этого кошмара? Опять же будет наступать…
— Должны выбраться! Говорят, что подходят большие силы наших. Но бои будут жестокие. Мне бежать надо. До встречи, Майя! Можно вас так?
