Вероника Севостьянова - Про меня и Свету. Дневник онкологического больного
21 октября
Вдруг поняла, что и брови у меня выпали окончательно. Даже не знаю точно, когда это случилось, – не обращала внимания, благо парик у меня с длинной пышной челкой, которую я могу использовать как вполне миловидное средство маскировки. Ну а голова, руки, ноги и все интимные зоны облысели уже очень давно. И если в начале лечения меня это расстраивало, то сейчас я думаю, что такой эффект от ядов химиотерапии отчасти даже облегчает жизнь. Правая рука после удаления подмышечных лимфоузлов пока почти не работает, половина тела в перевязках, и ежедневный поход в больничную душевую превращается в увлекательную игру “Сумей помыться”. Ловко жонглирую одной рукой баночками с жидким мылом и увлажняющими кремами и снова облегченно вздыхаю, что длинных высветленных кудрей у меня нынче нет. Протерла слегка лысину – и порядок. А брови? Ну подумаешь, отсутствуют брови – многие и всю жизнь с таким недостатком живут.
Но на всякий случай отправляюсь к доктору еще раз уточнить, можно ли нам делать татуаж. Докладываю: татуаж разрешен. Конечно, все онкологи, с которыми мне довелось общаться за время лечения, постоянно предостерегали от излишнего вмешательства в организм. Но татуаж – это все же не операция, это практически поверхностное нанесение краски, и даже при сильном падении лейкоцитов под влиянием химиотерапии и будущей радиации эти легкие царапины должны затянуться нормально. Впрочем, я снова протираю лысину, натягиваю парик, вешаю на переносицу очки и, покрутившись перед зеркалом, понимаю, что тратить деньги на подрисовывание бровей не буду. И без бровей я хороша, а финансы при таком длительном лечении мне еще пригодятся. Но, буду честна, позволение улучшить внешность с помощью татуажа подействовало успокоительно. Так уж я устроена – сказали “можно”, и я беспечно машу рукой: “А мне и не надо вовсе”. А в случае запрета, боюсь, я бы не отходила от зеркала, и так и сяк примериваясь, как бы мне исправить ситуацию, и снова и снова приставая к доктору с просьбой разрешить. Интересно, почему же так сладок запретный плод? Впрочем, сейчас не об этом, сейчас о борьбе с раком.
Второй важный гигиенический вопрос, который мы обсуждаем всем отделением, это возможность пользования дезодорантом или антиперспирантом. Периодически кто-то заново поднимает эту тему, и мы все с жаром бросаемся изучать последние исследования группы английских ученых о том, что современные антиперспиранты вызывают рак молочной железы. “Не вызывают”, – повторяю я успокоительные слова наших врачей. Но в больницу, действительно, брать с собой антиперспирант не рекомендуют. Соли алюминия, входящие в состав этого средства, закупоривают потовые железы, мешая потоотделению, и при ослабленном организме, при удаленных подмышечных лимфоузлах вполне вероятно появление гнойничков из-за неспособности организма вывести вредные вещества. Лучше пользоваться простым дезодорантом, из числа тех, что лишь приглушают запах пота, оставляя при этом поры дышащими и открытыми.
Ну и напоследок, об одежде, раз уж сегодня выдался день советов. Наверное, самое удобное в больничной обстановке – простой халат. Но я, например, и дома в халатах не хожу, нет в моем гардеробе халатов, поэтому, когда я еще только бегала и справки для госпитализации собирала, я с удовольствием воспользовалась рекомендациями тех, кто уже выписывался из отделения. Я пошла и прикупила себе к спортивным брюкам две хлопчатобумажные рубашки. Одну с короткими рукавами, другую – с длинными. И, самое важное условие, с пуговичками спереди. Поверьте, это единственная одежда, которую сумеешь на себя надеть в те первые дни, когда рука еще не поднимается и ни о каких майках, футболках или пижамных распашонках речи даже не идет. Купить рубашки с пуговичками и взять с собой в больницу термос – это два самых важных совета, которые помогли мне пережить эти десять дней в хирургическом отделении. Чувствуете, что я уже готовлюсь к выписке? Да-да, я жду последней перевязки и надеюсь, что после нее меня отпустят домой.
23 октября
Вчера доктор обо мне забыл. Совсем забыл! Вот тебе и любимый хирург, которому я беспрестанно пою дифирамбы. Утром был с обходом у всех, кроме как у меня, в полдень я не дождалась вызова на перевязку, после обеда попыталась обратить на себя его внимание, когда он в составе целой комиссии осматривал палаты нашего отделения, но снова безуспешно. А ближе к ужину я заняла оборону около его кабинета и стала терпеливо ждать. Сорок минут в засаде – и доктор мой. Смущенный, взволнованный, взмахивающий руками: “Я что же, про вас забыл?”. “Забыли”, – взмахиваю руками и я и подставляю бок, чтобы мне удалили последний из оставшихся дренажей. Гармошка дренажа, куда все эти дни стекали кровь и лимфа из раны, сегодня уже пуста. Трубочка легко выходит из надреза на теле, но хирург, подстраховываясь, вводит мне под кожу длинную иглу, чтобы откачать, возможно оставшуюся жидкость. Шприц чист, я вздыхаю с облегчением. Процедура откачки неприятна, и я рада, что больше мне ей подвергаться не придется. Впрочем, это было вчера.
А сегодня с утра я готовлюсь к выписке. Света, моя заботливый риелтор, уже мчится на машине в сторону больницы, чтобы везти меня домой. Вещи в чемодан кидаю в спешке и беспорядке, рассудив, что все равно придется это все стирать и отмывать от больничных запахов. Документы, в которых зафиксировано все, что со мной было проделано, уже подписаны и проштампованы, а сквозь одежду в это время у меня проступает кровь. И я бегу к Василь Петровичу. Мой хирург сегодня на семинаре, и все мое утреннее горделивое “И так выпишусь, без осмотра, что же я перед чужим врачом раздеваться буду” испаряется под влиянием страха буквально за пару секунд.
“Тэк-с”, – многозначительно произносит как всегда импозантный Василь Петрович и просит Тамару подать ему шприц. “Не надо”, – сурово бубню я, понимая, что он хочет вогнать в меня иглу в поисках жидкости. “Надо, я лучше знаю, я врач”, – и он распаковывает медицинский инструмент. “Спорим? – выдыхаю я, одновременно вздрагивая от болезненного укола, и обреченно добавляю: – На шоколадку”. “Спорим, – соглашается Василь Петрович, – только мы с Тамарочкой не едим шоколад, мы с Тамарочкой любим дорогое шампанское”. А спустя буквально полсекунды после заключения пари мы все трое понимаем, что шприц девственно чист. Теперь уже растерянно и монотонно бубнит врач: “Перевязку сделаем, немного кровит – это не страшно, потом зайдите ко мне в кабинет за шоколадкой”. Но я чувствую себя победителем: “Никаких шоколадок, мы с Тамарочкой любим дорогое шампанское”. Тамара, посмеиваясь, от своей доли отказывается, а я проявляю настойчивость.
