Александр Хинштейн - Ельцин. Кремль. История болезни
Пакет из Москвы мог быть получен исключительно в 1975-м – это аксиома. Однако по каким-то неведомым причинам тогдашний первый , Яков Рябов, указания центра не выполнил. (Сам он утверждал позднее, что не спешил его исполнять, ибо сносу особняка противились местные историки и краеведы.)
Выходит, что уже в 1977 году, когда директива пропылилась два года, Ельцин обнаруживает ее. (Вариант того, что ему поступила запоздалая команда сверху, я отметаю напрочь: в противном случае Рябову должно было не поздоровиться, чего не случилось.)
Молодому партийному вождю нужно завоевывать очки перед Москвой. И он решает наверстать упущенное, продемонстрировав начальству излишнее служебное рвение.
«Через несколько дней, ночью, к дому Ипатьевых подъехала техника, к утру от здания ничего не осталось. Затем это место заасфальтировали…»
Снос здания – еще одно, пусть и косвенное подтверждение – происходил в авральной спешке. Дом стерли с лица земли в июле, а из реестра памятников истории и архитектуры исключили лишь 3 августа: специальным постановлением Свердловского горисполкома. Официальное же решение о сносе приняли и вовсе через два месяца: 21 сентября. Причем в документе говорилось, что объект «в порядке плановой реконструкции города» ломаться будет поэтапно, за два месяца. То есть Борис Николаевич обезопасил себя со всех сторон.
Любой следователь скажет вам, что ссылки на плохую память – лучший способ уйти от ответственности. Твердишь на допросе, как пономарь: «не помню» – и никто к тебе не подкопается.
А как, с другой стороны, должен был повести себя Ельцин? Признаться в том, что, сгорая от служебного рвения, снес ипатьевский особняк? В конце 1980-х – это было бы подобно смерти. А потом, совравши однажды, поздно уже отступать от выбранной версии…
Через двадцать один год после свого трудового подвига , в июле 1998 года, Ельцин примет личное участие в торжественном перезахоронении останков царской семьи. Я хорошо помню эти виденные по телевизору кадры из Петербурга. Скорбное, суровое лицо президента. Плотно сжатые губы. Минор в глазах.
Его артистизму и театральным талантам можно только позавидовать. Впрочем, любой хороший политик – неизменно хороший актер.
А на месте снесенного Ельциным особняка в 2003 году был построен православный храм. На церемонию его освящения Борис Николаевич приехать не смог…
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАРАЛЛЕЛЬ
Английский философ Джордж Беркли, согласно своему видению мироустройства, утверждал, что на свете существует только он один, а все остальное существует лишь в его воображении. На инквизиционном суде ему был задан вопрос: «А как же английская королева? Ее тоже не существует?» На что Беркли, подумав, ответил: «Существую только я и английская королева. Все остальное существует в нашем с ней воображении».
1985 год стал переломным не только для всей страны, но и для нашего героя.
Молодой и энергичный генсек Горбачев, едва придя к власти, принялся расчищать авгиевы конюшни. Ему позарез нужны были новые, свежие кадры.
С Ельциным были они знакомы давно: еще с тех пор, когда Горбачев служил на равнозначной должности в Ставрополе. Отношения у них были хоть и не близкие, но весьма теплые. Они даже обнимались и лобызались при встречах.
После перевода Горбачева в Москву – секретарем ЦК – лобызания, понятно, прекратились. Но неординарного свердловского секретаря Михаил Сергеевич из поля зрения не терял и имел на него виды .
Сам Ельцин утверждает в «Исповеди…», что в столицу не рвался. Когда в апреле 1985 года прямо в машину ему позвонил секретарь ЦК Долгих и от имени Политбюро предложил перейти в ЦК, зав.отделом строительства, Борис Николаевич, «подумав буквально секунду-две», отказался.
«Здесь я родился, – как бы объясняет он, – здесь жил, учился, работал. Работа мне нравится, хоть и маленькие сдвиги, но есть. А главное – есть контакты с людьми, крепкие, полноценные, которые строились не один год».
И вновь – верится в это с трудом. На посту первого Ельцин отработал уже девять лет. Срок – приличный. За это время он просто не мог не устать от суеты и однообразия.
Для его неуемного, кипучего характера ежедневная рутина была чужда. Ельцину требовалось постоянно сворачивать горы. По своей природе он был «кризис-менеджер», а не тягловая лошадь.
Да и кроме того: какой же русский не любит быстрой езды! Любой провинциальный секретарь всегда мечтает об одном: карьерном росте. В Свердловске Ельцин занимал уже высшую ступень. Что дальше? Уход на пенсию? Тихая заслуженная старость?
Да нет, конечно. В противном случае для чего еще нужны были ему рекорды, зачем постоянно стремился он выделиться, проявить себя, выказать ретивость (одна только описанная выше история сноса ипатьевского особняка чего стоит).
Отчасти Ельцин этот тезис мой подтверждает.
«В тот момент я себе в этом отчет не дал, но, видимо, где-то в подсознании мысль засела, что члена ЦК, первого секретаря обкома со стажем девять с половиной лет – и на заведующего отделом строительства ЦК – это было как-то не очень логично. Я уже говорил, Свердловская область – на третьем месте по производству в стране, и первый секретарь обкома партии, имеющий уникальный опыт и знания (выделено мной. – Авт .) мог бы быть использован более эффективно. Да и по традиции так было: первый секретарь обкома партии Кириленко ушел секретарем ЦК, Рябов – секретарем ЦК, а меня назначают зав.отделом».
Оставим на совести автора его неуклюжие попытки уйти от обвинений в карьеризме и завышенной самооценке. Он-де, отказывая Долгих, не думал вовсе торговаться. Это у него «в подсознании мысль засела».
Полноте. Разумеется, такая расчетливая натура, как Борис Николаевич, давным-давно все продумал. Он понимал, что когда-нибудь кадровое предложение ему поступит – не век же сидеть в Свердловске. Наверняка даже заранее прокручивал возможные варианты, изначально выстраивал линию своего поведения. Так что «подсознанием» никаким здесь и не пахло. Просто Ельцин был в обычном своем репертуаре.
Он хотел и рыбку съесть, и на шарабане покататься. И в Москву переехать, и цену себе набить. А потом еще представить это как проявление собственной скромности и заботы о людях, хотя сквозь строчки прорывается совсем другое; «имеющий уникальный опыт и знания», так даже светлой памяти Леонид Ильич о самом себе никогда не говорил.
Ельцинское обостренное самолюбие не могло не тешить, что новый генсек зовет его в свою команду буквально через неделю после собственного назначения. (Черненко-то умер всего-ничего – 10 марта.) И если правда все то, что описывает Борис Николаевич в своей книге – недовольство устаревшими методами, бюрократизмом, партийной геронтократией – тогда в чем же дело? Тебе и карты в руки. Вперед!
