Романовы: тайная жизнь царской семьи. Великая любовь, неравный брак и загадка заспиртованной головы - Шергина Юлия

Говорили и о большом влиянии царицы на мужа. В то время как сам Николай II осознавал, что нужно что-то менять, Александра Федоровна напоминала ему об их миссии как царственных родителей — передать престол таким, какой они его когда-то получили. Она не понимала, что общество изменилось, что время самодержавия закончилось. Изменения были необходимы, о чем говорили и приближенные, и мировой опыт, и родственники. Аликс же считала это проявлением слабости, предательством по отношению к ней и мужу. Но Николай II если и не во всем прислушивался к супруге, то ценил и уважал ее за советы.

Первая мировая война разделила супругов — император отбыл в Ставку, периодически беря с собой наследника, а Александра Федоровна с дочерьми помогала в лазарете. Они писали нежные письма, называя друг друга ласковыми прозвищами: «мое бесценное сокровище», «твоя старая женушка», «нежно любимая душка», «моя дорогая птичка». Вся их переписка наполнена словами любви. Когда состоялось отречение Николая II от престола, его супруга страшно переживала за судьбу мужа и своих детей. Княжны и наследник еще не оправились после перенесенной кори, солдаты могли в любой момент перестать их охранять (так и вышло), и было непонятно, допустят ли к ней любимого. А затем начались лишения в ссылке, которые для супругов не так много значили. Главное, что они были вместе. Даже в Ипатьевском доме они не изменили своей традиции и все так же, как и много лет назад, нацарапали на стекле «Ники и Аликс».

Две любимые женщины великого князя Павла Александровича

Примерная супруга и дерзкая кокетка

В своей жизни великий князь Павел Александрович Романов, самый младший ребенок императора Александра II и императрицы Марии Александровны, влюблялся дважды — и оба раза на своих избранницах женился. Только вот первую жену, греческую принцессу Александру и по совместительству его двоюродную племянницу, двор и родственники обожали. А за женитьбу на второй любимой, Ольге Валерьяновне Пистолькорс (урожденной Карнович), дочери статского советника, великого князя объявили нарушителем всех условностей и традиций и отлучили от двора на долгие двенадцать лет.

Другой великий князь, Александр Михайлович, который оставил описание и свое мнение практически обо всех членах семьи в мемуарах, отмечал, что Павел всегда был обаятельным и галантным, хоть и немного заносчивым: «Дядя Павел, великий князь Павел Александрович был самым симпатичным из четырех дядей Царя, хотя и был несколько высокомерен — черта характера, заимствованная им у брата Сергея, благодаря их близости. Он хорошо танцевал, пользовался успехом у женщин и был очень интересен в своем темно-зеленом, с серебром, доломане, малиновых рейтузах и ботиках Гродненского гусара» [1].

С детства он очень дружил со своим братом Сергеем, молодые князья были практически неразлучны. Смерть матери в 1880 году их еще больше сблизила. Именно Сергей Александрович будет впоследствии воспитывать детей своего младшего брата.

Но вот пришла пора молодому великому князю жениться. Брак по любви среди членов семьи Романовых был редкостью, но Павлу повезло. Ему нашли подходящую невесту — греческую принцессу Александру. Она была старшей дочерью короля Греции Георга I и королевы Ольги Константиновны. Юная принцесса была влюблена в Павла с самого детства: они часто пересекались в России и тем более в Греции, куда маленького князя привозили для лечения горла. Однажды они встретились на балу в Константиновском дворце, и юная принцесса не могла думать ни о ком, кроме дяди Павла, хоть по возрасту он в дяди совсем не годился.

И сам князь симпатизировал Александре. Современники находили ее живой, общительной и жизнерадостной. У нее с детства перед глазами был пример счастливой семьи, и она мечтала о такой же. На помолвку князя и княгини, которая в России получила имя Александры Георгиевны, поэт Афанасий Фет написал такие строки:

Кто сердце девы молодойВпервые трепетать заставил? Не ты ли, витязь удалой, Красавец, царский конник, Павел? Созданий сказочных мечтуТвоя избранница затмила, Трех поколений красотуДочь королевы совместила.

На момент свадьбы Павлу Александровичу было двадцать восемь лет, Александре Георгиевне — восемнадцать. Александра умела сдерживать характер супруга и хорошо на него влияла. Известен такой случай, записанный современниками: «Среда, 1-го ноября [1889 года]… Министр рассказывает, что великая княгиня имеет на своего супруга хорошее влияние. На днях, когда великий князь настолько вышел из себя, что сказал кому-то из своих слуг „дурак“, молодая супруга тотчас его успокоила и попросила не позволять себе подобных резкостей» [5]. Уже через год после свадьбы родилась дочь Мария. Самые ближайшие к семье родственники — все тот же брат Павла Сергей Александрович и его жена Елизавета — часто приглашали пару к себе в имение Ильинское и с удовольствием возились с маленькой княжной, ведь своих детей у них не было. Помимо того, что дружны были братья, так подружились и великие княгини — они были почти ровесницами. Сохранилось много фотографий Елизаветы и Александры.

А еще спустя год великая княгиня вновь была беременна. В начале сентября семья опять гостила у Сергея и Эллы. На пятое число был назначен бал в честь именин хозяйки. Воспоминания и слухи о тех днях разнятся, и разобраться, что же там произошло на самом деле, достаточно сложно.

По версии, которую описал в своих мемуарах [12] камердинер великого князя Павла Алексей Андреевич Волков, Александра Георгиевна на балу почувствовала себя плохо. У нее начались схватки, причиной которых была неосторожность самой женщины. Якобы у нее была привычка не сходить на пристань по дорожке, а прыгать с берега прямо в лодку. За день до злополучного бала все собрались на пикник, и княгиня, находясь на восьмом месяце беременности, своей привычке не изменила, что и привело к преждевременным родам.

По другой версии, которую рассказывали друг другу сплетники на светских вечерах, великая княгиня узнала о влюбленности мужа в Елизавету Федоровну, и от стресса начались роды. А. В. Богданович, бывшая в то время рупором общественного мнения, в своих дневниках образно отмечала эту причину [2].

Медицинская же версия, основанная на сообщениях о состоянии здоровья Александры Георгиевны в те дни медика Н. А. Форбрихера, говорит о развитии у нее эклампсии — токсикоза на поздних сроках, который и сейчас может вызвать опасность для жизни беременной. Согласно этим отчетам, великая княгиня за несколько дней до злополучных событий почувствовала себя плохо. Из Москвы вызвали врача, который не обнаружил опасности и рекомендовал покой. Именно по этой причине Александры на балу не было. А затем у нее начались приступы, после которых она впала в кому.

Вскоре стало понятно, что надежд на спасение княгини, у которой приступы эклампсии сопровождались периодической остановкой дыхания и нефритом, нет. Под вопросом была и жизнь новорожденного мальчика, которого акушеры смогли извлечь на свет. Хозяйка имения, Элла, все дни находилась рядом с ним, создавая ему искусственное тепло из шерстяных одеял и вскармливая из бутылочки. Младенца назвали Дмитрием.

Александра Георгиевна провела в коме шесть дней и скончалась. А вот младенец выжил. Состоялись похороны княгини, которой на момент смерти был всего двадцать один год. Павел Александрович был неутешен. С этого момента, по сути, и мать, и отца заменил малышам князь Сергей. Да и царская чета, Николай и Александра, Марию и Дмитрия любили и часто брали к себе. Для Елизаветы Федоровны воспитание племянников было не так однозначно: она заботилась о них, но часто оставалась холодной, ревнуя мужа к детям. Родной же отец их посещал редко.

Утешение после гибели любимой жены он нашел в объятиях другой женщины — скандально известной Ольги Пистолькорс. Когда его сердечная привязанность стала известна, Романовы были шокированы. И на то были свои причины. Ольгу Валерьяновну в светских кругах не любили и принимали далеко не везде. Будучи женой полковника фон Пистолькорса и матерью его четырех детей, она не только флиртовала с другими мужчинами, но и принимала их в доме в отсутствие мужа — по тем временам это было дерзостью и нарушением общественных норм. Конечно, рассуждения великосветского общества о таких визитах в дом мамы Лели, как прозвали женщину, были далеко не одухотворенными.