История княжества Псковского - Болховитинов Евфимий Алексеевич
В 1550 году 76 статьей изданного судебника, для облегчения холопам, позволено было в Москве, Новгороде и Пскове (а более нигде) писать им отпускные от государевых наместников. В 1554 году присланы были во Псков поземельные писцы, которые описали город Псков с пригородами и уездными землями, измерили владения и обложили хлебными и денежными оброками пашни, воды, мельницы, а в 1556 году при общем по всей России распоряжении о судебных делах и о бытии во всех городах и волостях земским старостам, сотским и десятникам для судов, и об уничтожении судных пошлин, а вместо того о положении боярам жалованья из оброчных доходов с городов и волостей по промыслам и землям введен был сей образ правления и во Псковской области. В сие же время, по свидетельству современника, Буховского принца Даниила, царь предложил учредить в Новгороде и Пскове школы для обучения русского юношества латинскому и немецкому языкам, столь нужным тогда для сообщения с северными торговыми народами, которые, усиливая свои торги, начинали уже ослаблять и ганзейцев; а в соревнование с ними тогда вошли голландцы, фламандцы и англичане, приплывшие к южным финским берегам. Псковские купцы имели также торговые дворы в Нарве, Дерпте и других городах лифляндских. Ганзейские города в сие время уже жаловались царю, что лифляндцы и эстляндцы затрудняют даже прямое сообщение торгов их и хотят, чтобы все товары переходили через их руки, а оружие провозить в Россию вовсе запрещают. С другой стороны, Швеция и Польша, завидуя успехам российской торговли, старались рассорить царя с английской королевой, внушая сей последней опасение насчет усиления России. Но сия смута была тщетна. Ибо обе стороны понимали свои выгоды. Царь только по жалобе ганзейских городов на лифляндцев и эстляндцев решил стеснить сих последних, во-первых, тем, что запретил новгородским и псковским купцам ездить с товарами в Лифляндию, а предполагая уже с ней войну, для непосредственного торга с ганзейцами сперва повелел торговать с иностранцами в Ивангороде, потом послал в апреле 1557 года окольничьего князя Шастунова основать на устье реки Нарвы, при самом море, русский город и пристань, которые через полгода и были готовы, а в следующем же году открыть военный поход на все области лифляндских и эстляндских рыцарей. Российские войска, соединенные с татарскими, с 22 января от Нейгаузена за три недели с половиной, и притом зимой, прошли 50 верст до Риги и 30 до Ревеля, разорили множество городков и селений, и в конце февраля к Ивангороду возвратились с великим числом пленных и добычи; а в Великий пост взяли и Нарву, в коей тогда же основаны были новые две русские церкви, в замке и в городе. В июне взят был Сыренеск, или Нейшлосс, и потом Нейгаузен, Дерпт и далее – всего 20 городов, а по Псковской летописи – 23 города, и во всех основаны были также русские церкви. В крепости Феллине взят был в плен и отставной орденмейстер Фирстенберг, а в Дерпте – тамошний епископ Герман, и оба свезены в Москву. Но зато неприятель, обойдя наши войска, прорвался к городу Красному, сжег предместье оного и много волостей разорил, а также и под Себежем сжег Никольский монастырь и церковь. В следующем, 1559 году царь опять послал в Лифляндию войска свои, которые, вступив в оную от города Красного на Мариенбург, разбивали везде встречаемого неприятеля, брали малые городки и прошли до устья Двины и через Курляндию до прусских и литовских границ – наконец все рыцарские области покорены были россиянами. Оставалось только присовокупить их совершенно к российской державе. Но, сверх чаяния царя, эстляндцы поспешили предаться под державу сперва датскому, потом шведскому королям; остров Эзель и Курляндия – также датскому, а преемник Фирстенбергов – Кетлер, последний магистр лифляндских рыцарей, отдал всю Лифляндию польскому королю сперва в 1559 году под покровительство, а потом с 1561 года – в подданство, с личным собственным ему вассальством за данный ему вместо того титул герцога Курляндского и Семигальского, и с тем вместе сложил с себя начальство над орденом, и тем уничтожил и существование самого рыцарства. За Россией остались только города Нарва, Дерпт, Аллентакенский уезд и часть Вирландского и Иервенского. Вслед засим начались распря и даже сшибки у поляков со шведами за Эстляндию, которую по рыцарству присваивали первые. Между тем шведский король Эрик XIV при самом занятии сей провинции счел за лучшее заключить мир с царем Иваном Васильевичем на два года. По мирному трактату сему, сверх прочих соглашений, позволено было шведским купцам из Ругодива или Нарвы приезжать и во Псков, а за торги пошлину платить по старине. После шведов царь Иван Васильевич в 1562 году начал также за Лифляндию войну с Польшей, а потом и с самой Швецией, за Эстляндию. Взаимные сражения, осады, взятие городов и крепостей происходили по всей их земле; а со стороны Польши много страдали и псковские города. Также и царь неоднократно в отмщение вступал в литовские границы; для облегчения же себе сей войны заключил в 1564 году мир с Данией и Швецией. Наконец, казалось, обе стороны воюющие утомились взаимными нападениями и начали переговоры. Польский король предлагал царю совокупно выгнать шведов из Эстляндии и разделить оную между Польшей и Россией. Но царь требовал себе без раздела все рыцарские области, и не хотел ничего уступить. Российские гарнизоны удерживали все прежде ими занятые крепости и города. В Дерпте открылся было заговор, и за это все немцы оттуда были выведены в поволжские города, а на место их поселены русские. Через три года потом открылось и во Пскове подозрение на некоторых: либо за согласие с новгородцами предаться польскому королю, либо просто за ропот на тягости беспрестанной войны, но царь 500 семейств псковичей вывел в Москву и на место их прислал других поселенцев, а новгородцев наказал он в следующем же году гораздо строже. Впрочем, при всех сих военных обстоятельствах новгородские и псковские купцы не переставали через Нарву пользоваться торговлей с англичанами, голландцами, французами и другими северными народами, так что ганзейцы, завидуя, просили даже царя не пускать их, а всю торговлю предоставить им. Но англичане в то время открыли уже для себя другой северный путь в Россию – через Архангельск. Сим могла быть ослаблена не только ганзейская, но и псковская торговля. Поэтому, может быть, царь в таможенном уставе, данном в 1571 году новгородцам, предоставил некоторым из псковских лучших купцов преимущество – не платить пошлин.
Между тем рыцарские области оставались поводом к непримиримому раздору для всех разделивших оные держав. Царь Иван Васильевич, не видя надежды прекратить сей спор одним своим оружием, вздумал употребить убеждения рыцарям о соединении всей Лифляндии и Эстляндии в одну область с подданством России. Двое рижских дворян, Иоган Таубе и Элерт Крузе, еще в лифляндскую войну 1558 года взятые в плен, милостиво принятые царем, жившие при дворе его и присягнувшие ему на службу, вызвались в 1570 году отправиться от него с доверенностью в Лифляндию и Эстляндию для преклонения городов. Но упорные рыцари отвергли их предложение. Тогда надумали они другой способ убедить их, советуя составить из себя особое королевство под покровительством России. Надлежало только с согласия царя избрать короля. С сим предложением лифляндской короны сперва отнеслись они к бывшему орденскому орденмейстеру, а тогдашнему Курляндскому герцогу Готарду Кетлеру. Но когда и сей отверг их убеждения, то они обратились к Голштинскому принцу Магнусу, сыну Христиана III, короля датского, владения имевшему тогда на острове Эзеле. Сей юный князь, обольстившись титулом короля, отправил посла к царю для своего удостоверения и, получив твердое обнадежение, поспешил сам в Россию. Царь принял его с необыкновенным отличием и лаской и после переговоров заключил с ним обязательство в четырех статьях: 1) жениться принцу на царской двоюродной по отцу племяннице княжне Марии Владимировне; 2) в приданое получить всю Лифляндию под именем особого королевства с наследственным ему владением; 3) если не будет он иметь детей или всех их лишится, то наследие престола его принадлежать должно ближайшему из боковой его линии; 4) царь ничего себе более не предоставляет, кроме титула покровителя Лифляндии с некоторой маловажной от оной ежегодной платой в знак подданства. Согласившись на сии условия, восхищенный принц в 1571 году поспешно отправился в Лифляндию, сочинил и разослал по всем городам и местечкам манифест о принятии им лифляндской короны, убеждал всех покориться ему беспрекословно и для общего блага соединиться в единое государство, уверяя при этом, что в случае упорства он, по согласию с российским царем, может их принудить к тому и оружием. Но успех не соответствовал его надеждам, по крайней мере в Эстляндии, оставшейся верной Швеции. Ревель первым из городов отверг и манифест, и предложение Магнуса. Оскорбленный принц решился испытать принуждение и, поскольку тогда по эстляндским, удержанным Россией, крепостям находилось много русского гарнизона, то, собрав из оного корпус, подступил он под город, делал многие жестокие приступы, покушался зажечь городовые здания привалом горючих веществ к стенам и прочим, но шведский, находившийся там, гарнизон храбро защищался, и принц от закопченных только им ревельских стен через восемь месяцев осады принужден был отступить безуспешно, а от стыда весь гнев свой излил на бывших при нем и руководствовавших его Тауба и Круза, упрекая их, что они и его, и царя обманули, уверив, что якобы вся Лифляндия и Эстляндия охотно предадутся новоизбранному королю. После такой укоризны сим руководителям ничего хорошего было ждать и от царя, поэтому они перебежали к польскому королю. Но первая неудача принца Магнуса не остановила царя в намерении своем, и он в следующем же году сам пришел в Эстляндию с 80 000 войска, взял крепость Виттенштейн и, разослав многочисленные отряды по всей эстляндской провинции для разорения, сам между тем поехал в Новгород с Магнусом праздновать его бракосочетание. В его отсутствие почти вся Эстляндия была завоевана русскими войсками, кроме Ревеля, и принц с новобрачной прибыл туда уже к распоряжению завоеваний, заняв себе под столицу Оберпален. Царь повелел ему продолжать оные и в Лифляндии. Там народ, недовольный худым распоряжением литовских военачальников, занимавших крепости их гарнизонами, действительно желал уже предаться Магнусу, которому немедля поддались и присягнули четыре города и 20 замков, и он перенес столицу свою в Венден; но царь недоволен был еще медленными его успехами, в 1577 году с многочисленным войском сам пришел туда и, не желая терять времени, обратился сперва на лифляндские города, имевшие в себе польские и литовские гарнизоны, взял Мариенгаузен, Луцин, Динабург, Кокенгаузен, Ашераден и приближался уже к Риге, но, узнав там об изменническом умысле Магнуса, за грубое с ним обхождение задумавшего предаться польскому королю, поворотил назад к Вендену для наказания его. Здесь, насытив гнев свой над ним и даже над поддавшимися сему принцу городами, он через Дерпт и Псков возвратился в Москву, оставив о себе ужас по всей Лифляндии и Эстляндии. Тогдашний польский король Стефан Баторий, государь дальновидный, честолюбивый, предприимчивый, решительный и деятельный, не мог ни остановить, ни отвратить оружия его, потому что был в походе под Данцигом для укрощения и покорения сего против него возмутившегося города. Но окончив сию войну, он решил чувствительно отомстить царю и России; особенно несчастный Псков с областью своей дорого заплатил за царские завоевания.
