Анна Марианис - Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества
Между Западом и Востоком
Еще одна важная идея Рериха как ученого-историка состояла в том, что древнерусское искусство по своей природе было синтетическим, впитавшим в себя лучшие традиции, с одной стороны, Востока, а с другой – Запада, чему способствовало, конечно, само географическое положение Руси, ее уникальное расположение между Европой и Азией. Отсюда происходило и особое отношение Рериха к национальному вопросу: с одной стороны, глубоко патриотичное, с другой – чуждое всякого шовинизма. Художник писал: «Мимо нас проходят пестрые финно-тюрки. Загадочно появляются величественные арийцы. Оставляют потухшие очаги неведомые прохожие… Сколько их! Из их даров складывается синтез действительно неонационализма искусства. К нему теперь обратится многое молодое. В этих проникновениях – залог здорового сильного потомства. Если вместо притупленного национального течения суждено сложиться обаятельному «неонационализму», то краеугольным его сокровищем будет великая древность, – вернее: правда и красота великой древности».[136]
Признавая самобытность основ древнерусской культуры, Рерих говорил также о несомненных влияниях на нее соседних культур. Рериха особенно интересовало влияние, оказанное на Русь северной, скандинавской культурой и Востоком, Азией.
Художник не раз подчеркивал положительное воздействие скандинавской культуры на северные земли Древней Руси, но по поводу возникновения русской государственности у него были свои взгляды, альтернативные норманнской теории. Рерих был уверен, что не с прихода варягов началось формирование государственного строя Руси. Продолжая свою мысль о неизвестных науке древнейших эпохах истории России, Николай Рерих писал: «Несомненно, радость Киевского искусства создалась при счастливом соседстве скандинавской культуры. Почему мы приурочиваем начало русской Скандинавии к легендарному Рюрику? До известия о нем мы имеем слова летописи, что славяне «изгнаша Варяги за море и не даша им дани»; вот упоминание об изгнании, а когда же было первое прибытие варягов? Вероятно, что скандинавский век может быть продолжен вглубь на неопределимое время.
Как поразительный пример неопределенности суждений об этих временах нужно привести обычную трактовку учебников: «прибыл Рюрик с братьями Синеусом и Трувором», что по толкованию северян значит: «конунг Рурик со своим Домом (син хуус) и верною стражею (тру вер)».
Крепость скандинавской культуры в Северной Руси утверждает также и последнее толкование финляндцев о загадочной фразе летописи: «земля наша велика…», и т. д., и о посольстве славян. По остроумному предположению, не уличая летописца во лжи, пресловутые признания можно вложить в уста колонистов-скандинавов, обитавших по Волхову. Предположение становится весьма почтенным, и текст признаний перестает изумлять.
Бывшая приблизительность суждений, конечно, не может огорчать или пугать искателей; в ней – залог скрытых сейчас блестящих горизонтов![137]»
Еще одна научная проблема, интересовавшая Рериха-историка и археолога, – это влияние восточной, азиатской культуры на развитие Древней Руси и формирование ее самобытной культуры. Об интересе Н. К. Рериха к Востоку его старший сын – Юрий Николаевич Рерих, непревзойденный востоковед-энциклопедист, писал: «Азия, Восток всегда привлекали внимание Николая Константиновича Рериха. Его интересовали общие корни славянства и индоиранцев, восточные истоки Древней Руси, красочный кочевой мир наших степей. И в художественном творчестве, и в научных исканиях художника Север, Русь с Великим Новгородом (ведь именно Рерих был зачинателем раскопок Новгородского кремля) неизменно сочетались с Востоком, с кочевым миром Внутренней Азии, с миром древнеиндийской культуры и мысли.
Этим двум основным устремлениям художественного творчества и своего научного интереса Николай Константинович оставался верен всю свою творческую жизнь. Эти основные интересы его творчества навсегда остались как бы путеводными огнями на его пути художника и ученого. <…>
В доме отца Николая Константиновича частыми посетителями были профессора-монголоведы А. М. Позднеев и К. Ф. Голстунский».[138]
Николай Рерих уже в молодости был убежден в родственности духовных и культурных традиций Древней Руси и Востока, Индии. Возможно, именно поэтому тайны переселения народов и происхождения праславян, далеких предков русичей, особенно интересовали Рериха как историка. Его единомышленником в данном вопросе был выдающийся ученый Виктор Викторович Голубев,[139] востоковед, историк искусства и археолог, с которым Рерих встречался в Париже; при этом, по свидетельству Ю. Н. Рериха, оба исследователя строили планы в отношении будущих археологических экспедиций в Индию.[140]
Во время Трансгималайской экспедиции 1925–1928 годов Николай Рерих и его старший сын, востоковед Юрий Рерих, кропотливо искали и изучали следы переселения народов, анализировали все, что сближало искусство, обычаи и антропологические признаки индо-тибетских народов с народами западноевропейской и славянской культур. Проведенная в те времена уникальная полевая научно-исследовательская работа уже на конкретных примерах убедила Рериха, что гипотеза об индоарийском историческом прошлом славян, да и всех других народов Европы, верна. Не случайно художник позднее писал: «Индия – не чужбина, а родная сестра Руси».
Остается лишь удивляться, тому, насколько прозорливым и дальновидным оказался Рерих как ученый-историк.
Собирательство
Помимо археологических раскопок Рерихи занимались коллекционированием старинных картин. У Николая Константиновича была замечательная коллекция живописи старых голландских мастеров. О своих коллекционерских предпочтениях Николай Рерих писал: «Не однажды нас спрашивали, отчего мы начали собирать именно старых нидерландцев? Но кто же не мечтает о Ван Эйке, Мемлинге, Ван дер Вейдене, Ван Реймерсвале, Давиде, Массейсе? Кроме того, в каждом собирательстве есть и элемент судьбы. Почему-то одно подходит скорее и легче. Открываются возможности именно в том, а не в другом, так и было.
Порадовал Блэз, оба Питера Брейгеля, Патинир, Лука Лейденский, Кранах. За ними подошли Саверей, Бриль, Момпер, Эльсгеймер, Ломбард, Аверкамп, Гольциус, старший Ван дер Вельде, Конинг – и в них было много очарования, щедрости построения и декоративности. Затем неизбежно появились Рубенс, Ван Гойэн, Остаде, Ван дер Нэр, Ливенс, Неффс, Теньер, Рюнздаль… Друзья не удивлялись, что эти славные мастера вошли в собрание по неизбежности. Дело в том, что душа лежала к примитивам с их несравненными звучными красками и богатством сочинений».[141]
Нередко Рериху приходилось покупать картины настолько старые, что изображение на них было совсем темным, почерневшим от давности. Художник сам реставрировал эти картины. Вскоре к этому занятию приобщилась и его жена, Елена Ивановна.
В очерке «Собирательство» Николай Константинович вспоминал, какую радость давал ему сам процесс нахождения картин старых мастеров. Подчас художнику удавалось отыскивать настоящие шедевры при самых необычных обстоятельствах. Это касалось картин, настолько потемневших, что до реставрации было невозможно рассмотреть, что на них изображено. Н. К. Рерих покупал такие картины, руководствуясь только интуицией, чутьем опытного коллекционера, и оно не подводило его. Приобретенная им однажды «наугад» картина в старинном переплете оказалась работой Рубенса. Картина Ван Орлея оказалась покрытой сверху изображением, написанным безвестным художником и не представлявшим никакой художественной ценности. Рерихи (жена художника всегда участвовала в реставрации картин) начали счищать позднейший слой живописи и под ним обнаружили прекрасную работу знаменитого мастера.
Шедевр Питера Брейгеля был найден художником тоже только благодаря его необычной интуиции. Н. К. Рерих пришел на распродажу одного собрания картин и увидел неприметную, порыжевшую от времени картину, висевшую под самым потолком. Картина заинтересовала художника, но на просьбу показать ее продавщица, явно разочарованная результатами аукциона, только махнула рукой, сказав, что не стоит снимать картину – все равно ведь он ее не купит. Рерих стал настаивать. Тогда продавщица согласилась достать картину, но при условии, что художник ее обязательно купит, чтобы ей потом не вешать ее опять на место. Как писал Рерих, при реставрации картины под многими слоями грязи обнаружился зимний пейзаж Брейгеля.[142]
У Рерихов было, вероятно, самое лучшее в России собрание живописи старых голландских мастеров; были также работы французских и итальянских художников, много старинных русских икон[143] – всего более 500 ценнейших произведений искусства. После революции это собрание было национализировано большевистскими властями и передано в Эрмитаж. В одной из работ художник вспоминал: «Грабарь напрасно журит за собирание только голландцев. Были и итальянцы и французы, а главное тянуло Е. И. и меня к примитивам.[144] Это собрание дало нам много радости и перевалило за пятьсот. Где оно? Грабарь уверяет, что оно в Эрмитаже, но некие американцы покупали картины нашего собрания в Вене у антиквара».[145]