Валерий Поволяев - Царский угодник. Распутин
«Заранее извиняюсь, если буду не очень разборчиво писать, после двух месяцев совсем больная, — так начала своё послание Вырубова, — взяли же меня сюда после тяжёлой кори прямо с постели. Заболела корью 21 февраля 1917-го года.
Гр. Распутин в семье бывшего Государя являлся суеверием в полном смысле этого слова. Бывш. Государь и Государыня очень религиозны и склонны и мистицизму, они очень поклонялись молитвам священника отца Иоанна Кронштадтского и после его смерти Гр. Распутин явился продолжением — т. е. они полностью внимали его молитвам и обращались к нему при всех болезнях и невзгодах, а их было немало — часто болел наследник (у него не крепкие сосуды и при ушибах бывали сильные кровоизлияния, как, например, в степи, где он чуть не умер от кровоизлияния в живот)... Затем обострения болезни сердца Государыни, при всех этих случаях Распутина звали и он умел успокоить. Я лично познакомилась с ним в 1907 году во дворце у бывшей великой княгини Милицы Николаевны, она же познакомила Распутина с семьёй бывшего Государя. Помню, что покойный Столыпин вызывал Распутина к своей больной дочери, которая пострадала после взрыва. Кажется, под впечатлением этого разговора я с ним познакомилась. Бывал он в семье бывшего Государя в каждый свой приезд из Сибири, чувствовал себя там очень скромно, как старец или странник; выходила к нему вся семья, которая с интересом слушала его мистические рассказы, путешествия и рассказы о крестьянском быте в Сибири, их нуждах, особенно интересовавших Государя. Последние 2 года он привозил всегда массу прошений всевозможных лиц. Помню, что к этим прошениям они относились отрицательно, отсылали их обыкновенно Мамонтову и графу Ростовцеву, и не выделяли их из числа других прошений, идущих своим порядком. Помню, что Распутин был очень против войны, за месяц до её начала его ранила Гусева, и он тогда присылал массу телеграмм...
Всё, что рассказывали о Распутине, Государь и Государыня никогда, до самой его смерти не верили, хотя читали все газеты и много лиц говорили им против него, все они приписывали зависти. Последний год видели его мало, Государь был в ставке до ноября, Государыня же занималась лазаретами — отправлялась туда в 10 утра, возвращалась только к завтраку, затем до 6 часов, по вечерам у неё были доклады заведующих складами, (...), пунктами Царского Села. Последний раз они видели его в начале декабря 1917[60] — незадолго до его смерти, разговор шёл, помню, о продовольствии — страшно этот вопрос волновал Государя. Из назначений безусловно содействовал вместе с митрополитом Питиримом — это Роёв. Обер-прокурора Протопопова же он страшно любил и роль его по отношению к нему заключалась, что при всех встречах с царской семьёй он его всячески хвалил, поддерживал и посылал о нём телеграммы. Прежде ещё просил о назначении епископа Варнавы и покойного Алексия в Тобольск, виделся Распутин с Хвостовым и Штюрмером.
Насколько помню, отношения с последним у него оборвались, когда последний был назначен министром иностранных дел, также и с Хвостовым дружба продолжалась недолго, — приехала жена Сергея Труфанова (б. Илиодора), привезла какие-то документы, будто Хвостов и какой-то Ржевский и Белецкий хотели его[61] убить. Не помню, говорил ли им о Добровольском Распутин, во всяком случае, они были приняты Государем в ноябре 1917 года[62] — насколько я помню, в начале декабря императрица приказала вызвать Добровольского. Я его не знала — вызвала (...) по телефону. Государыня тогда интересовалась Георгиевским комитетом, председателем которого он и состоял, т.к. шёл вопрос о раздаче георгиевских званий (председателем был также великий князь Михаил Александрович). Разговор длился 10—15 мин. Она всё расспросила о комитете, отнеслась к нему отрицательно, насколько помню (...), после его назначения стали ходить слухи о каких-то тёмных денежных делах, после же стали говорить, что это не у этого Добровольского; принимала она его за бытность его министром только раз, т.к. повторно он ею не вызывался. К Протопопову же она относилась с огромным доверием до самой последней минуты. Когда стали ходить слухи о каком-то разговоре Протопопова с немецким агентом, то, помню, это вызвало неудовольствие, но Протопопов приехал с докладом к Государю и сумел себя реабилитировать. Протопопов был личным выбором Государя. Помню, как после его возвращения из заграницы и посещения ставки, Государь сразу наметил его кандидатом в министры. Роль Распутина была, повторяю, всегда поддерживать это хорошее мнение и доверие к нему.
Бывший Государь и бывшая Государыня живут более чем дружно и всегда советуются обо всём вместе, когда они не в разлуке. Все министры имели право спрашивать аудиенцию себе через камердинера у бывшей Государыни. После доклада у Государя или же по телефону. Из всех, кого она хорошо знала, это был князь Голицын, который заведовал комитетом наших военнопленных в Германии, — лично его не знаю и никогда не знала. Все эти министры всё время бывали и у бывшего Государя и бывшей Государыни, совершенно не нуждались передавать что-либо через меня, принимали они их очень часто.
Постараюсь поименовать всех, кто бывал и кто не бывал у меня.
Генерал Поливанов, Шуваев, Голицын никогда не были[63]. Адмирал Григорович был с визитом как знающий Барка, князь Шаховской, как знающий (...), никогда никаких депеш не передавал. Кривошеина[64] и моего дядю Павла Игнатьева видела у родителей, тоже без всяких денег, Трепова, князя Голицына не знаю, Штюрмера (тоже очень поддерживал Распутин во мнении б. Государя и б. Государыни) не знаю, виделся же он с ними часто (...). От него к Распутину ездила такая фрейлина Никитина (дама сомнительная, которую не принимали при дворце), какую роль при Штюрмере она играла, не знаю, у меня никаких записок или денег от Штюрмера не было. Был он с визитом 2 раза у меня, помню, как он жаловался последний раз, что стар и чувствует, что так не может далее продолжаться. Штюрмер, как и все, имел право лично бывать во дворце, когда только нуждался в докладах. К Штюрмеру относились вначале с доверием, но после охладели.
Хвостова привёл ко мне некий князь Андронников, личность более чем сомнительная, который лез ко всем, весьма надоедал и врал. Помню, как он хотел поднести икону бывшему Государю и бывшей Государыне. Бывший Государь не желал оставлять у себя эту икону — вернул ему через кого-то из свиты, мне запретили принимать Андронникова, после чего он стал врагом; я получала самые грязные анонимные письма, которые по слухам посылал ко мне он.
Хвостов обедал у меня — были ещё офицеры из знакомых, которые пришли его посмотреть, помню, что говорили тогда о плане продовольствия, который не был составлен; производил впечатление очень энергичного человека на меня и моих друзей. Маклаковы не были у меня. Помню, что Хвостов говорил на том же обеде, что он желал бы быть премьером, что это его самая большая мечта.
