Сборник - Сталин. Большая книга о нем
После окончания войны с Германией, когда уже готовились к военным действиям на Дальнем Востоке, на одном из совещаний в кабинете Сталина, когда он находился в довольно благодушном настроении и речь мимоходом зашла о неудачном начале войны на Западе (очевидно, в предвидении войны с Японией), я высказал мысль, что очень важно и там нашим войскам быть в готовности. Сталин слушал, а я, пользуясь его вниманием, коротко рассказал, как флоты готовились на случай внезапного нападения Германии в 1941 г. Я, по правде сказать, опасался, что задену больное место и это вызовет плохую реакцию. Но И.В. Сталин, немного помолчав, спокойно разъяснил, что теперь положение иное и сравнивать его с 1941 г. неправильно. Наши войска сейчас находятся действительно в полной боевой готовности, научились воевать, а японцы не осмелятся выступить первыми. Я не считал удобным как-либо возразить, но вспомнил, как за две-три недели до начала войны с Германией на мое предостережение, что немецкие транспорты в определенной закономерности оставляют наши порты, получил довольно резкий ответ о невероятности нападения на нас. Но обстановка в 1945 г. была уже действительно иная, и наши войска, полностью отмобилизованные и снабженные новой техникой, находились по-настоящему в полной готовности.
Так или иначе, а опыт начала войны с Германией не должен пройти бесследно… Как известно, США были застигнуты врасплох ударом японцев по американскому флоту в Перл-Харборе, понесли значительные потери и во избежание повторения подобного самым тщательным образом изучали свои неудачи первых часов войны и, насколько мне известно, сделали много практических выводов. По этому поводу написаны целые тома книг с анализом допущенных промахов». (Архив семьи Н.Г. Кузнецова. Подлинник.)
Выводы как говорится, делайте сами…
Вот что еще писал Кузнецов. Из папки «Перед ВОЙНОЙ»:
«Маршал Г.К. Жуков в своих “Воспоминаниях и размышлениях” приводит выдержку из моей записки, с которой я направлял И.В. Сталину копию телеграммы, полученной мной из Берлина от нашего военно-морского атташе М.А. Воронцова. Дело было в начале мая 1941 г. Признаков обострения отношений с Германией было достаточно, хотя такого сосредоточения немецких войск на наших границах, как в июне, еще не было. И когда М.А. Воронцов доложил мне, что, “со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию…”, то я действительно не верил этому и написал в записке И.В. Сталину, что, “полагаю, эти сведения являются ложными и специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это будет реагировать СССР”. Задумываясь над этим и теперь, мне представляется, что немецкий офицер из ставки, полагая, что мы не сомневаемся в подготовке Германии к нападению, провокационно давал ложное направление готовящихся ударов.
В своей книге Накануне» (еще до выхода воспоминаний Г.К. Жукова), рассказывая об этом эпизоде, я не скрывал, что “брал под сомнение эту телеграмму”.
В какой степени я ошибался, докладывая о своем сомнении 6 мая Сталину? Ведь 14 мая никакого наступления немцев действительно не произошло, значит, подсказка какого-то “германского офицера из ставки” носила и на самом деле провокационный характер. Подумать только, какой же офицер из ставки будет делиться с советским военно-морским атташе о дне выступления Германии на СССР? Уму непостижимо! Но главное, в чем заключалась цель немецкого офицера, так это в привлечении нашего внимания, будто немцы собираются начать нападение “через Финляндию, Прибалтику и Румынию”, и желание их направить нашу подготовку “по этому руслу”, как показала практика, было явно провокационным.
Важным мне кажется другое. Независимо от того, что говорят немцы, угроза войны была налицо, и подготовку к ней следовало вести независимо от различных противоречивых сведений.
И самым важным в тех условиях я считаю то, что Главный морской штаб добивался повышения готовности флотов, о чем мной и сказано в своем месте.
А когда в июне опасность войны стала более реальной, мы руководствовались прежде всего фактами и учитывали возможность внезапного нападения.
Итак, в начале мая я считал сведения, полученные М.А. Воронцовым от немецкого офицера, недостоверными и даже провокационными. Это было обоснованно и в последующем подтвердилось фактами: немцы не выступили 14 мая и никогда не планировали наступление через Финляндию.
Смысл подкинутого сообщения этого немца заключался в том, чтобы отвлечь внимание от основного направления – на Москву.
Эти “сведения” от немецкого офицера в те дни мне напоминали разговор японского военно-морского атташе в Москве Ямагути о том, что Гитлер собирается наступать куда-то “на восток” через проливы Босфор и Дарданеллы. Было это в конце января 1941 г. Можно допустить, что управляемые из одного центра разведчики оберегали секретность главного направления на Москву и наивно пытались внушить нам по разным каналам, что Германия собирается воевать либо на Крайнем Севере, либо на Юге.
Думается, в эти последние предвоенные месяцы немцы уже не рассчитывали на полную секретность своей подготовки к нападению на СССР и считали реальным лишь ввести наше руководство в заблуждение о направлении основного удара.
В вероятности и даже, пожалуй, неизбежности скорого нападения я окончательно убедился в середине июня, когда график посещения наших портов немецкими транспортами показывал, с какой закономерностью кривая количества транспортов идет к нулю. Я хорошо запомнил, как обменялся мнением по этому поводу и своими опасениями с А.И. Микояном (ведь дело шло о транспортах, которыми он тогда ведал), а он мне ответил, что это невероятно. Это, конечно, не его личное мнение. Но такое мнение я слышал в это время и от А.А. Жданова. Нападение Германии на СССР считалось невероятным. Исходило оно, бесспорно, от Сталина и было в известной степени логично. Разве можно было ожидать, что немцы откроют “второй фронт” и не прислушаются к советам покойного “железного канцлера” Бисмарка?
Но в ходе войны не всегда политики управляют событиями, а нередко и сами находятся у них в плену.
Для первой половины мая неверие в скорую войну еще как-то объяснимо. Но, к сожалению, оно продолжалось до самых последних мирных дней. И только днем 21 июня в настроении Сталина произошел коренной перелом: под тяжестью фактов он признал возможным скорое нападение немцев и стал отдавать приказания в этом направлении».
Адмирал опять либо лукавит, либо просто не знает (что вряд ли), что в западные округа ушли еще 11–14 июня директивы НКО и ГШ о фактическом выполнении планов прикрытия – «вывести глубинные дивизии в районы, предусмотренные планом прикрытия». Что на языке военных означает – именно при угрозе войны такие выводы войск в эти районы допускаются.
