Борис Минаев - Ельцин
Однако 38 мифических снайперов не помогли. Не поверили люди и в объяснения генерала Михайлова о необходимости применения артиллерии и ракет — якобы в Первомайском был построен для Радуева хорошо укрепленный бункер. Никакого бункера там не оказалось. Село это возникло на пути следования радуевцев случайно. В таких селах в домах вообще отсутствуют подвалы. Выяснить это журналистам не составило большого труда.
Ресурс доверия к президенту, как к демократическому лидеру, казалось, был окончательно исчерпан.
Наступил очередной момент истины.
В книге «Президентский марафон» Ельцин пишет:
«…Я стоял перед жизнью, продуваемый всеми ветрами, сквозняками, стоял и почти падал от порывов ветра: крепкий организм подвел; “ближайшие друзья” — уже нашли тебе замену, как стая, которая исподволь, постепенно намечает нового вожака; наконец, отвернулись от тебя и те, на кого ты всегда опирался, кто был твоим последним рубежом, резервом — духовные лидеры нации. А народ… Народ не может простить ни “шоковой терапии”, ни позора в Буденновске и Грозном. Казалось бы, всё проиграно.
В такие мгновения приходит прозрение. И вот с ясной головой я сказал себе: если иду на выборы — выигрываю их, вне всяких сомнений. Это я знаю точно. Несмотря на все прогнозы, несмотря на рейтинги, несмотря на политическую изоляцию. Но вот вопрос: иду ли? Может, действительно пора мне сойти с политической сцены?
Но мысль о том, что тем самым буду способствовать приходу к власти коммунистов, показалась нестерпимой… Вероятно, выручила моя всегдашняя страсть, воля к сопротивлению.
В конце декабря я свой выбор сделал…»
Красиво сказано, но, как всегда у Ельцина, здесь в одном клубке переплетено столько противоречий, настолько этот монолог отражает подспудную борьбу самых разных чувств, страстей, противоречивых логик, разных стратегий, — что во всем этом стоит разобраться отдельно.
Во-первых, надо ответить себе на вопрос: когда именно Ельцин принял окончательное и бесповоротное решение баллотироваться на второй срок?
Осенью 1994 года президент в одном из выступлений обронил фразу, что собирается участвовать в выборах 96-го года «только как избиратель». Эту фразу процитировал пресс-секретарь, и за нее немедленно ухватились газеты — еще бы, сенсация! Крайне недовольный, Ельцин позвонил Костикову и спросил: «Позвольте, когда это я такое говорил?» Пресс-секретарь напомнил, когда именно и при каких обстоятельствах. «Ну, вообще я совсем не это имел в виду», — сказал Ельцин. «Впрочем, что с вами спорить, вы всегда все лучше знаете, — добавил он. — Надо дезавуировать эту позицию… Придумайте что-нибудь, хорошо?.. Ну, например, что участие в выборах президента возможно, если этого потребуют сами избиратели».
О том, что Ельцин совершенно не собирается сдаваться, уходить из политики, что это не в его характере — кремлевские помощники знали прекрасно. Но предлагали пока хранить молчание, наложить информационное вето. И вот почему.
В 1994 году никакого закона о выборах не было. Выборы 1993 года, как и принятие конституции на референдуме, состоялись в обстановке острейшего политического кризиса, сразу после октябрьского вооруженного столкновения. На подготовку к ним оставалось чуть менее двух месяцев. Их решили не откладывать, чтобы, во-первых, доказать демократическую направленность действий Ельцина и, во-вторых, дать возможность всем политическим силам обрести трибуну, а не уходить в подполье. Первая Дума была выбрана на два года.
И вот теперь предстояло решить — как дальше проводить выборы? Принять закон. Определить сроки.
Целый год (1994-й) парламент и президент согласовывали закон, который, по сути дела, регулировал жизнь всех российских политических институтов. Первое чтение… поправки… второй альтернативный вариант… опять поправки, преодоление вето в Совете Федерации. В тот момент, хотя уже шла чеченская война и несколько депутатских фракций запустили процедуру импичмента (то есть обратились в Конституционный суд с запросом о соответствии конституции действиям президента в Чечне), начались открытые дебаты: а стоит ли вообще проводить выборы (думские и президентские) в 1995–1996 годах? Не лучше ли их отложить года на два?
Отложенные выборы сулили немало выгод. Депутатскому корпусу можно было оставаться в своих креслах на Охотном Ряду еще два года, укрепить позиции, обрасти политическим капиталом, связями и т. д. Исполнительная власть получала иллюзию политической стабильности, укрепляла свой ресурс в обществе.
Было и еще одно соображение, его в те дни высказывали многие обозреватели: Россия устала от выборов. Это дорогостоящее дело. И очень опасное, в смысле сохранения политического равновесия. А страна, мол, у нас, сами знаете, какая. Опять всё зашатается и, того гляди, рухнет.
О том, что выборы надо перенести, тем более в условиях чеченской войны, говорили и люди, близкие к Ельцину, толковые аналитики. Например, Геннадий Бурбулис, бывший госсекретарь, руководитель фонда «Стратегия»:
«Президент идет на вариант “плюс 2” (то есть переносит выборы на 1998 год. — Б. М.) без выборов, но не баллотируется в президенты в 1998 году. Это соображение сегодня самое конструктивное для всех нас… Прекращается разгон тех, кто появляется на горизонте с претензией на президентское кресло. Президент будет сам заинтересован в появлении нормальной плеяды лидеров. А пока высунулся чуть-чуть Черномырдин, удалось ему свой рейтинг поднять, так обязательно нужно искать вариант, чтобы “прихлопнуть” Виктора Степановича, чтобы сидел на своих газовых кнопках и не изображал из себя политика государственного масштаба… Появляется еще четыре года, и Ельцину уже ни к чему ставить конкурентам подножку… И самое важное — на выборы не прибегут случайно, по конъюнктуре сбитые блоки со зловещим финансовым запалом: “Купим вас всех разом”…»
К вопросу о том, насколько прав был Геннадий Бурбулис, говоря о желании Ельцина «прихлопнуть конкурентов», мы еще вернемся. Бурлящий событиями 96-й такую возможность предоставит. Но есть в его анализе аргумент, казалось бы, железный: выборы главы государства — по сути дела, первые демократические выборы по демократической конституции — надо проводить в обстановке стабильности и при наличии «плеяды лидеров», чтобы народ мог подумать и действительно выбрать. Чтобы была нормальная политическая конкуренция.
Как сохранить эту конкуренцию в условиях тяжелого гражданского конфликта? Как сохранить демократические институты в процессе долгой, мучительной реформы, когда от государства требуется максимум воли и настойчивости?
