Сергей Волков - Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг.
Я не противоречу себе, сказав раньше, что горцы отнюдь не были русофобами и не смотрели на русских как на «гяуров». Кто знает нравы и характер чеченцев и ингушей, тот поймет, что им все равно было, кого грабить, это своего рода молодечество и джигитство, и если бы пришли к ним и турки, то и их ограбили бы дотла. Все горцы считали за честь служить в русской армии и носить погоны, особенно офицера.
Каждая партия, а их было много, жаждала власти. Брали деньги ото всех, кто давал. Главной денежной валютой были «закавказские боны», выпускаемые под обеспечение нефтяных богатств Азербайджанским правительством совместно с Русским Национальным Советом, из Астрахани же снабжали обильно «керенками». Горцы сразу поняли, что самой твердой валютой является теперь винтовка с патронами, с которыми можно достать все.
Жизнь во всем крае была настолько расстроена, что никто не знал, кому подчиняться, и всадники 2–го Дагестанского конного полка решили, что сейчас зевать не надо и в определенные дни месяца исчезали из казарм на целый день и потом на вопрос: «Почему и куда самовольно отлучился?» — удивленно отвечали: «Как куда, разве не знаешь, что сегодня в ауле Коронай выдают жалованье красноармейцам?»
Оказывается, что они получали одновременно жалованье и от своего полка, и от большевиков, ибо числились на службе и там.
Результаты самоопределения народов сказались сразу: раньше воскресенье было общим государственным праздником, днем отдыха и все было закрыто, теперь же горские евреи, в руках которых была почти вся торговля в городах Дагестана, решили строго соблюдать свой день — субботу и закрывали все лавки, а дети не ходили в школы и гимназию. Мусульмане обиделись и, в свою очередь, объявили своим днем праздника пятницу (джума). Занятия в этот день в школах и полку не производились. Воскресенье, как и было раньше, остался общим государственным праздником. Таким образом, три дня в неделю никто ничего не делал. Кроме того, один раз в неделю, как раз в понедельник, был большой базар, и все бросали свои дела и занятия и устремлялись на базар, не только купить что‑либо, но и повидать своих родственников и знакомых, приехавших с гор. Весь день шаталась толпа по площади, узнавая новости (хабары) и сводя иногда даже свои счеты (кровавая месть). Во вторник кое‑как приходили на работу, службу, вспоминая происшествия накануне и никакой продуктивности не было ни в чем.
Полковник князь Нух Бек Тарковский, приведя 1–й Дагестанский конный полк в Т.‑Х.‑Шуру, сразу решил приступить к формированию надежных частей, для чего свел два Дагестанских полка в один. Создав себе базу в селении Кумтор–Кале, занял ближайшую и последнюю железнодорожную станцию Шамхал, поджидая прохода надежных частей, идущих домой с Кавказского фронта, чтобы уговорить их войти в союз для общей борьбы с большевиками и попросить у них помощи боевыми припасами. Первым проходил войсковой старшина Шкуро из Персии. Дойдя до станции Шамхал, отряд его выгрузился из вагонов, чтобы идти дальше походным порядком, так как железная дорога была разрушена чеченцами. Зная, что казаки имеют много патронов, полковник Коитбеков, исполнявший должность начальника штаба, обратился к Шкуро с просьбой поделиться патронами, но последовал отказ. Некоторые горячие головы хотели окружить отряд и силой отобрать патроны, но князь Тарковский категорически запретил и думать об этом.
Вторым шел генерал Эльмурза Мистулов, терский казак, с остатками своей бригады также из Персии. Он посетил князя Тарковского в Т.‑Х.‑Шуре и условился с ним о взаимных действиях и помощи после прихода его на Терек и наведения там порядка, а пока что дал часть боевых припасов. Отряд его пошел дальше походным порядком, а спустя несколько месяцев мы услышали о трагической гибели этого благородного офицера–горца на Тереке. Не найдя поддержки у своих казаков в борьбе против большевиков, он покончил с собой, застрелившись.
Было намечено сформировать два батальона пехоты из добровольцев–горцев под названием «шамилевские» и придать Дагестанскому полку одну конно–горную лезгинскую батарею. Командиром этой батареи был назначен автор этих записок, приказом начальника 2–й Туземной дивизии генерала Хоранова, если вообще считать приказы эти выполнимыми ввиду отсутствия постоянной связи с ним (Владикавказ). Нужны были деньги, и не малые, закавказские боны не пользовались доверием, но князь Тарковский все же их получал. Пока что единственным союзником был небольшой самодельный бронепоезд, циркулировавший между Петровском и Дербентом и даже дальше к Баку и наводивший страх на совдепы и городские управы этих городов. Создателем и начальником этого бронепоезда был лихой капитан Бржезинский, офицер 39–й артиллерийской бригады. Состав бронекоманды был самый разнообразный, но это были молодые и смелые люди. Даже был один австрийский пленный офицер лейтенант Рогатынский. Чтобы окончательно выбить красных из прибрежных городов, все‑таки нужна была сила, способная удержать их и отбить прибывающие из красной Астрахани подкрепления.
Нужно было обратиться к горцам–тавлинцам с призывом о помощи, а без участия влиятельных лиц среди горцев призыв успеха не имел бы.
Незаменимым человеком в этом случае оказался назначенный Временным правительством комиссаром Аварского округа, взамен старой должности начальника округа, штабс–ротмистр Кайтмас Алиханов. Об этом оригинальном человеке, последнем из «титанов гор», надо сказать несколько слов.
Это был в подлинном смысле слова джигит — благородный аварец, род которого, раз присягнувши Русскому Царю, служил ему до последней капли крови.
В 1834 году продолжатель возникшего в Дагестане мюридизма, Гамзат Бек, истребил весь род ханов Аварских, остававшихся верными России. Кайтмас Алиханов был тесно связан с родом ханов Аварских и продолжал поддерживать в своем округе ту же политику.
В 1904 году пошел добровольно простым всадником Дагестанского полка на Японскую войну, получил полный бант Георгиевского креста и чин офицера. В 1914 году опять пошел с полком на фронт и к 1917 году имел чин штабс–ротмистра. Пользовался большой популярностью не только среди своих аварцев, но и далеко за пределами округа. С своими тремя взрослыми сыновьями — Али Ханом, Ахметом и Зубаиром — он после ухода русского гарнизона из крепости Хунзах не позволил жителям разграбить крепость, где оставались еще большие запасы продовольствия и оружия, правда старого образца. Это единственная крепость в Дагестане, которая, после ухода «товарищей», не была разграблена. Крепостей же в Дагестане было немало: Гуниб, Ботлих, Гергебиль, Чох и др.
