Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера
Пауль Шмидт, официальный переводчик Гитлера, был свидетелем его первой реакции на эту новость. Гитлер находился в компании Иоахима фон Риббентропа, своего министра иностранных дел. «Когда я вошел в комнату, Гитлер сидел за рабочим столом, а Риббентроп стоял у окна. Оба смотрели на меня с ожиданием. [Британский посол только что передал Шмидту ультиматум.] Я остановился в нескольких шагах от стола Гитлера и медленно перевел ультиматум Великобритании. Когда я закончил, наступила полная тишина. Гитлер сидел неподвижно, глядя перед собой… Мне показалось, прошло сто лет. Наконец, он повернулся к Риббентропу, который все так же стоял у окна. “Ну, и что теперь?” – спросил Гитлер с яростью во взгляде, словно обвиняя Риббентропа в дезинформации по поводу ожидаемой реакции Великобритании. Риббентроп тихо ответил: “Я полагаю, французы вручат нам подобный ультиматум в течение следующего часа”»380.
«Да, он получает замечательные указания от своего асура, – сказал Шри Ауробиндо в другой раз. – Порой асуры способны с великолепной точностью предвидеть события на витальном и на тонком витальном планах, точно так же, как это возможно на плане духовном. Конечно, это не значит, что они непогрешимы. Но Гитлер совершил только одну ошибку: атакуя Польшу, он не думал, что союзники вмешаются. Наполеон подобных указаний не получал»381. Именно так на западном фронте началась «странная война». Противники встали на позиции по обе стороны границы от Швейцарии до Северного моря, делая громогласные пропагандистские заявления, глядя друг на друга в бинокли, играя в футбол и выкрикивая оскорбления. Однако 10 мая 1940 года Sitzkrieg (сидячая война) переросла в Blitzkrieg (блицкриг, молниеносную войну). Войска Гитлера вторглись в Нидерланды, Люксембург, Бельгию и Францию.
Дюнкерк
Гитлер начал эту фазу своей войны дерзким маневром: он атаковал армии союзников (бельгийские, французские и британские экспедиционные силы) на участке, который считался непроходимым, проведя войска через поросшие лесом Арденнские холмы Бельгии. Его внутренний голос опять творил чудеса, и энтузиазм, с которым он поддержал новаторские идеи командующих своими бронетанковыми войсками, мог иметь тот же источник. В результате осуществления этого плана, армии союзников в Бельгии и на севере Франции, общей численностью больше миллиона человек, были отрезаны от основных сил. Бельгийцы, руководимые своим загадочным королем Леопольдом III, вскоре сдались, следуя примеру голландцев. Неожиданно британская экспедиционная армия вместе с частью французских войск оказалась в западне. Они были вынуждены как можно быстрее отступать к третьему по величине порту Франции Дюнкерку.
Когда отступающие армии были полностью окружены, Гитлер приказал своим танковым дивизиям остановиться. «Тем вечером [24 мая] наши бронетанковые дивизии были остановлены у канала Аа. Танкисты были поражены. С противоположного берега не стреляли. По ту сторону мы уже различали мирные шпили Дюнкерка. Не свихнулось ли командование операцией? Командиры дивизий были удивлены еще больше. Они знали, что могут занять Дюнкерк без большого труда, так как англичане еще вели бои около Лилля. Почему им не позволяют занять последний порт, позволяющий врагам бежать в Англию?»382
Этот приказ Гитлера горячо обсуждают до сего дня, и у каждого историка есть свое объяснение. Вот некоторые из них. Он по-особенному относился к британцам, которые происходили от таких же арийских племен, что и немцы, и хотел склонить их к сотрудничеству, пощадив окруженные войска. Он сомневался в эффективности танков на местности, пересеченной реками и каналами. Войска устали и нуждались в отдыхе. Он опасался атаки французов на южном фланге. Его военная компания шла так гладко, что он начал нервничать и опасаться, что все может неожиданно рухнуть. И так далее.
Принимая во внимание военную ситуацию, безвыходность положения сотни тысяч вражеских солдат и тот факт, что само продолжение войны с Великобританией зависело от спасения этих войск, реальной причиной решения Гитлера – возможно, в сочетании с одним из вышеупомянутых элементов – могло быть обещание Геринга устроить для скученных в гавани и на берегу вражеских войск мясорубку силами его люфтваффе. Немцы гордились одержанной победой, и Геринг хотел получить в ней свою долю. Если люфтваффе сделает свое дело, танки можно сберечь для решительного броска на юг и на Париж. Воображение Гитлера также могла увлечь картина кровавой каши, в которую бомбардировщики превратят беспомощные войска. С этого момента он считал себя хозяином мира – и миру следовало с этим считаться.
Когда же началась эвакуация экспедиционного корпуса, Гитлер понял, что совершил ошибку, и 26 мая вновь отдал приказ начать атаку наземными войсками. Однако союзники получили время, позволившее им организовать оборону периметра, который они героически защищали. Когда же началась операция «Динамо» – эвакуация войск целой флотилией судов, от эсминцев до прогулочных катеров и рыбачьих лодок, – случилось нечто очень неприятное для немцев: интенсивность их «беспощадной бомбардировки» войск союзников упала почти до нуля.
И участники операции, и историки сходятся в том, что погода в те дни стояла прекрасная: в голубом небе сияло солнце, а море было, «как стекло» – к счастью для солдат, которым пришлось брести до судов по воде, в противном случае они бы не смогли погрузиться. Однако решающую роль играл другой погодный фактор: на аэродромы лег туман, и бомбардировщики не могли взлетать. «Туман спас англичан. Низкой облачностью заволокло не только Дюнкерк, но и все аэродромы люфтваффе, в результате чего все три тысячи бомбардировщиков оказались прикованными к земле» (Толанд383). Ройт и Кершоу также упоминают «плохую погоду», что может означать лишь плохие погодные условия на материке. Ширер же цитирует дневник немецкого генерала Гальдера: «Мы захлопнули бы этот карман на берегу, если бы наши танки не остановили. Из-за плохой погоды вылеты люфтваффе невозможны, и теперь мы должны стоять и смотреть, как бессчетные тысячи врагов перебираются в Англию под самым нашим носом»384.
Как только сдалась Бельгия, Шри Ауробиндо, внимательно следивший за ходом событий, прокомментировал: «Эта сдача означает, что Дюнкерк – а также Кале – попадут в руки немцев… [Экспедиционной армии] не спастись, если они не сумеют удержать Дюнкерк или не попытаются прорваться в просвет с французской стороны… Остенде [бельгийский порт] был в руках бельгийской армии. С его падением Дюнкерк окажется легкой добычей, разве что у союзников окажется там достаточно войск для защиты. Теперь даже бегство затруднено. Они могут попытаться прорваться и соединиться с французами на Сомме. В противном случае, я не вижу выхода»385.
