Илья Дубинский-Мухадзе - Нариманов
Держится газета сравнительно долго — почти три месяца. Приказ о закрытии приходит из Тифлиса после выпуска девятнадцатого номера. За слишком убедительное описание прочно налаженного сотрудничества «отцов нации» — азербайджанской, армянской и общества «Якорь», любимого детища властей.
Отдавая много сил «Гуммет», Нариман Нариманов не упускает случая выступить и в респектабельных, мусульманских газетах, чьи владельцы и редакторы правовернее самих петербургских правителей. «Исключительная темнота и отсталость мусульманских масс ставят передо мной задачу — своей литературной и общественной работой пробуждать и подготовлять их к революции». Надо использовать дополнительную возможность обращаться к относительно большому кругу людей. Баку все еще живет по своеобразному политическому календарю, здесь еще отдается некоторая дань демократическим идеям. Возможность без особых помех честно, доходчиво сказать о нераздельности судеб России и Кавказа; о подлинных интересах нации и притворных ее радетелях; разоблачить медоречивых проповедников ниспосланной от щедрот самодержавия «свободы»; сказать, что счастье человека не предопределено его расой, религией, сословием — только исходом непреклонной борьбы порабощенных с поработителями.
Под всем, что публикуется, пренебрегая последствиями, Нариманов ставит полную подпись. Для читателей так достовернее, намного убедительнее: «Ну, раз исходит от Наримана-муэллима!..» Для редакторов подходящий случай изобразить объективность: «Как же, как же! Печатаем! Работы Нариман-бека — наше национальное достояние!»
Итак, каждый седьмой день «Еженедельные отклики» — «Хафта фаряды» Нариманова появляются в газете «Хаят» — «Жизнь». В других номерах его статьи, фельетоны, «открытые письма». За несколько месяцев пятьдесят шесть.
Самая газета «Хаят» значится в конторе миллионера Тагиева в реестре «имущество недвижимое». Редакция располагается в лучшем квартале фешенебельной Николаевской улицы. Без лишней скромности своевременно обнародовано: «Конституционный порядок для нас, мусульман, менее выгоден, чем нынешний самодержавный строй… Для будущего блага мусульманского народа мы не должны бороться против нынешнего режима…»
Тем понятнее, почему свое участие в «Хаят» Нариманов начинает с довольно своеобразного обращения к сотрудникам редакции. На страницах газеты во всеуслышание он зовет:
«…Несчастные журналисты! Уподобляя себя своим хозяевам, вы стараетесь беспомощным пером указывать путь народу. Сбросьте свои маски, а то придет время, когда жизнь, не спросись, сорвет их с вашего лица и разобьет вдребезги!»
Нариманов будет выступать и дальше — в дополнение, развитие высказанного, но еще прямее, резче.
Девятого мая девятьсот шестого года:
«Довольно заполнять тюрьмы истинными доброжелателями родины, искренними борцами за свободу! Довольно быть мухами и служить кормом для пауков! Довольно! Хватит!»
Шестнадцатого мая:
«Парламент происходит от слова «parler», означающего говорить, высказываться. А слово «дума» означает мысль, то есть разрешается только думать, но не высказываться. Если выскажете то, что думаете, то из вас набьют чучело».
Тридцатого:
«Национальная политика правительства переполнила чашу терпения. А переполнив — пробудила умных, сознательных, знающих и благородных людей: пробудив — объединила их силы и быстро поставила на путь свободы. Одно наверняка поняли, что правительство воли не даст».
В статье, напечатанной двадцать восьмого июня: «Есть два рода марксистов. Одна категория — это те, которые изучили науку, они не слепые последователи Маркса и имеют силу высказать собственные взгляды. Вторая категория — это те, которые в себе такой силы не чувствуют, положения Маркса и Энгельса знают понаслышке или же читали их, но как следует не поняли… Чтобы как следует понять и признать высказанные Марксом идеи, надо быть осведомленным в естественных науках. Необходимо знать учение о самосохранении, хотя бы познакомиться со взглядами Дарвина.
…Последователи Маркса, имея в виду все народы, борются за их равноправие… Хотят освободить обливающуюся кровавыми слезами бедноту из рук ничего не умеющих дармоедов-богачей… Они мечтают передать землю трудящимся, обрабатывающим ее в соленом поту… Стремятся передать государственные дела избранным народом представителям…»
Четвертого июля:
«Правительство посеяло смуту, вражду с той целью, чтобы несколько продлить свою власть и могущество, немного отдалить последнее издыхание безрукого и безногого туловища… Но тщетно! Правду, истину не скрыть! Окрепнув, поток с большой легкостью перекрывает брошенные в него тяжелые камни, пролагая себе путь. История берет свое».
Девятого:
«Как человек получает воспитание от человека, так и народ воспитывается у народа. Это утверждают слова Маркса: «Народы должны учиться друг у друга»… Не надо удивляться происходящим ныне в Персии событиям, смуте (или, скажем, революции). В последнее время российская революция, кровь, льющаяся в России, пробудили даже дикие народы, а не то, что народ Персии».
Двадцать третьего:
«Эй, армяно-мусульманская беднота!.. Не теряйте рассудка, не поддавайтесь козням «неких личностей»! Не забывайте, что сеющих надежду бывает много, а дающих хлеб — мало. Соображайте, когда и в чем нужно проявлять энергию, рвение, доблесть… От ваших «старших»; вам ждать нечего! Сами ищите средство для избавления от ваших бед, не вверяйте, как овцы, свою долю волкам!
Пора… объединиться и, выступив против общего врага, потребовать своих, прав… Ваши старшие должны выбираться из вашей же среды, должны знать ваши горести, должны быть из таких же бедняков, как вы сами… Тогда веками жившие в дружбе два народа, осознав свои заблуждения, снова будут вместе сеять и вместе жать!»
Тема, повод для выступления обычно подсказывают и форму, что предпочтительнее — обзор, полемические заметки, реплика, фельетон. Одно присуще всей его публицистике. Особенность, сохраненная с горийских, семинарских лет. Он постоянно обращается к творениям любимых писателей — азербайджанских, русских, западноевропейских. К Физули, Вагифу, Видади, к Закиру и Ширвани, к Толстому, Гоголю, Тургеневу, Крылову.
Басня Крылова «Прохожие и собаки» применительно к кавказской действительности:
«Нет сомнения в том, что, если бы оставили без внимания «лающих» некоторого рода, то… несчастные мусульмане и армяне, поныне проливая кровь друг друга, превратили бы Кавказ в могильную пустыню».
Навеяно «Мертвыми душами» особенно почитаемого им Гоголя:
«Трудно найти столь же бедного, покорного, бессловесного подданного, как русский крестьянин. Если окинуть взглядом пашни с севера до юга, от Белого моря до Черного моря, с востока до запада, от Урала до Балтийского моря, то может показаться, что жизнь русских крестьян должна быть хороша. Но так ли это? Если скажем, что из 80 миллионов крестьян только у одного миллиона есть общинный надел, то, пожалуй, не намного ошибемся… А 70 миллионов душ в кровавом поту трудится на земле, арендуемой у государства и помещиков только для того, чтобы обеспечить на год семью черным хлебом. Выгоду от полученного тяжелым трудом и лишениями урожая видят государство да помещики… Кроме земельной подати, царская подать, называемая косвенным налогом, окончательно валит с ног бедного крестьянина, лишая его куска хлеба насущного»,
