Коллектив авторов - Пермские чекисты (сборник)
— Ну, зачем вы так, — не согласился Виктор, — язык тут ни при чем. Не с народом воюем, а с фашизмом. И прекрасно, что уважение к немецкой культуре воспитывали у ребят. Придут в Германию освободителями, не мстителями.
— Вольно так рассуждать в глубоком тылу. Я же мстила и еще не один десяток фрицев отправила бы на тот свет, будь моя воля...
Паша помолчала. Но, видимо, горела душа от пережитого и невысказанного.
— Жила я с сыном в доме свекра и свекрови, учительствовала. Муж воевал под Сталинградом, свекор тоже ушел в политработники, через месяц — похоронка. До нашего городка фронт не дошел, в стороне громыхал. Самолеты с крестами постоянно налетали на станцию: у нас войска выгружались. В тот день бомбежка была особенно сильной. Я вела урок, а окна, заклеенные бумагой крест-накрест, будто хотели рассыпаться. Еле дождалась звонка, побежала домой, в станционный поселок, А вместо домика с голубенькими ставенками — яма глубокая дымится.
Она замолчала, отвернула лицо, хотя в темноте Виктор не мог видеть, какие муки отразились на нем. Полезла в карман полушубка, зашуршала курительной бумагой.
— Шестой годок шел Славику, — продолжала она, сделав несколько затяжек. — Осталась одна на белом свете. Как жить, кого ждать? Пошла в военкомат. Служила переводчицей в политотделе стрелкового корпуса. Навидалась жалких, завонявших от страха пленных. Фотокарточки своих фрау и киндер показывали. Я, мол, не зверь, из порядочной семьи. А то, что детей партизанских в колодец штыком сбрасывал, — так по приказу. Не выдержала я, бросила в морду одному фашисту чернилку-непроливашку. И ушла в снайперы.
Воспользовавшись паузой, Виктор прислушался. Ни стука, ни скрипа вокруг. Потрескивая, догорела цигарка. Паша плюнула на нее и бросила под ноги.
— Успела пригвоздить восемнадцать врагов. Девятнадцатый меня засек, головы поднять не давал. В начале зимы дело было. Снега еще не было, в сапогах на охоту вышла. И — поморозилась, пока до темноты лежала на «нейтралке». Отвоевалась... Пошли, лейтенант, на воздух.
В хождениях и разговорах незаметно прошла ночь. Рассвет застал их в теплушке. Павлина задремала, сидя на скамейке. Виктор боролся с навалившейся усталостью. В заснеженной, промороженной теплушке он вдруг явственно услышал комариный звон. Не во сне ли? Захватил горсть снега, потер лицо. Нет, не спит, а комар уже не звенит, а гудит. Самолет! Он вскочил, растолкал Павлину.
— Летят! Бегите в дом и клуб. Поднять всех, кто с оружием. Сюда, на берег, всех! На лед будут садиться, другой площадки нет. Живо!
Самолет сделал круг над поселком, удалился надолго и вновь показался вдали, снизившись над рекой. От поселка к теплушке бежали Семериков и Зонов, за ними — Павлина с девчатами. Следом трусил Вогулкин с ружьем. В воротах застрял устремившийся на поимку шпионов старый лесник. Старуха его не пускала, тащила обратно во двор.
* * *На третий день поисков Грищук и Астахов наткнулись на Кинеева, второго радиста. Он лежал на месте приземления, парашют его свисал с цепких сучьев сухой ели. Завидев людей, он тихо позвал их и заплакал.
— Ну, чего ты, — тормошил его Грищук. — Сам нас не ищешь и сигналов не подаешь.
Кинеев поморозил ногу, с которой в воздухе слетел валенок, стоять не мог. Пришлось положить его на парашют и по-бурлацки тащить по снегу. Вблизи стоянки услышали глухой взрыв. Не взрывчаткой ли Андриянов костер там запаливает? Потянули поклажу быстрей. Метрах в ста от стоянки веером разбрызгана земля на снегу, лежит на боку сухое дерево, а кашевар заламывает подряд сучья и носит к костру. Находчив крестьянский сын.
Кинеева положили на свежий лапник к огоньку. Поев горячей пищи, он ожил.
— Думал, все, хана, — говорил он, радостно блестя глазами. — Не видать мне родной деревни, на луга не выходить. Эх, и любил я косить, ребята. Кончится война — ко мне в гости прошу. Мама такой катык приготовит — ложку проглотишь...
— Обязательно погостим, — поддержал разговор Андриянов. — Если, конечно, помилуют чекисты германских шпионов.
Наступило тягостное молчание. Ехидная реплика старшего сержанта вернула всех к суровой действительности.
— Ничего, — нарушил тишину Кинеев. — От своих все можно вытерпеть. Ничего!
К ночи нога у него оттаяла, стала пухнуть. Кинеев кричал от боли и не дал никому заснуть. Утром трое отошли в сторонку посоветоваться, как быть. В больницу бы оттащить, но где она, в какой стороне? Один выход — отыскать рацию и выйти в эфир открытым текстом с просьбой запеленговать группу.
— Тогда так, — сказал Грищук. — Тебе, Андриянов, оставаться с больным, а мы — искать Хаджигараева. Пока не отыщем, не вернемся. Без рации нам всем тут пропадать.
Искали три дня, ночевали в снегу. Кричали до хрипоты, стреляли. Ни звука в ответ. На обратном пути Астахов свернул со следа, завидев отломленный сухой сук. Подобрал его на растопку и обнаружил под соседним деревом полузанесенный снегом труп.
— Эгей, иди сюда!
Рукавицами стряхнули снег с лица. Он, радист. В откинутой руке зажат пистолет. К стволу дерева пришпилена кинжалом записка: «Поморозился, выбился из сил. Рацию не развертывал. Прощайте».
Еще один снежный холмик остался в лесу. Тяжелый мешок с рацией тащили поочередно. Спешили застать Кинеева в сознании, чтобы мог отстучать в эфир сигнал бедствия. А уж они антенну повыше забросят, батареи у костра подсушат.
На стоянке их встретила тишина. Андриянов сидел, сгорбившись, у огня, мешал палкой в котелке, варил «чай» из пихтовых иголок. Устало свалились у костра.
— Спит? — спросил Грищук, кивнув в сторону «шатра». — Лучше ему?
— Лучше некуда, — подтвердил Андриянов, не поднимая головы. — Ничего не болит.
— Умер?
Андриянов помолчал, размешивая зеленое варево.
— Терпежу не стало слушать его вой, отошел за дровами, а он того, дотянулся до автомата.
Не осталось в группе «Ульм» никого, кто мог бы работать на рации.
Старшего группы Тарасова они нашли через две недели. Он долго и трудно полз, поморозив ноги, причем все дальше от их базы. Пошли по следу и наткнулись на труп.
* * *Широков уложил свое «воинство» в снег по-над берегом. Самолет закончил движение и остановился метрах в ста пятидесяти.
Ясно видны звезды на крыльях и хвосте. Вроде нашей и не нашей конструкции машина — под крыльями прикреплены два обтекаемых ящика. Позднее Виктор узнает про самолет типа Р-5, что это знаменитый партизанский связной, который забрасывал во вражеский тыл наших разведчиков, оружие и почту, вывозил раненых и детей. А в тот миг он лихорадочно думал: «А если это диверсанты? Дорого обойдется ошибка, людей погубим и врага выпустим».
