Евгения Мельник - Дорога к подполью
Путь наш лежит мимо зенитной батареи. Это самое опасное место, страшно оказаться здесь в тот момент, когда батарею бомбят. Приближается немецкий самолет — бросаемся на землю и лежим недвижно. Пролетел, не заметил. Поднимаемся и идем дальше.
Снова вражеские самолеты, да много! Мы с мамой прибавляем шагу, пройдена почти половина дороги, возвращаться обратно поздно. Ах, хотя бы не бомбили батарею, мы как раз проходим мимо нее! Ревут моторы, воют пикирующие самолеты, резкий свист бомб — и мы тут же, беззащитные, на открытой дороге в зоне бомбежки. Мгновенно бросаемся к кустам и падаем в них, прямо на ветки колючего можжевельника. Мама шепчет: «Пресвятая богородица, спаси нас!..» и еще какие-то слова. Во время взрывов голос ее прерывается. После каждого взрыва облегчение: этот не задел! Но уже режет сердце свист другой летящей бомбы…
Затихло… Отбомбили и улетели. Мы вырываемся из цепких объятий можжевельника, вытаскиваем из обнаженных рук и ног колючки. Дальше, дальше! Но вот городок — спасительная пристань на нашем пути. Тут все же стены, дома, не открытое поле.
Вид теперь у городка потрепанный. В комнату Ани попала небольшая бомба, в соседнюю комнату — снаряд. Во дворе к воронкам от бомб прибавились еще и воронки от снарядов. Дом, стоящий рядом с нашим, разбит. На стенах и потолке моей комнаты не осталось и следа штукатурки: вся она лежит на полу.
Если нам удается прийти в городок засветло, то и здесь на каждом шагу подстерегает опасность. Раз десять выхожу на крыльцо, прежде чем улучу момент и пробегу к верхней водокачке. Самолеты вьются над городком, просматривают, что тут делается. Заметят — пулеметная очередь.
Пока наливается вода, разговариваю с краснофлотцами, обслуживающими водокачку, о делах на фронте, — а глаза наши в небе. Летит! Прижимаемся к стене. Пролетел… Беру бутыли и иду скорей под крышу, в свою комнату. Только хочу выйти — как над самым городком завязывается воздушный бой, во дворе взрываются авиационные снарядики, пулеметные пули стучат по земле, как град, кажется, что они летают и по комнате.
Окончился бой. Перебегаю от дома к дому, держась вплотную к стенам: так передвигаются теперь все. Захожу в канцелярию казармы, звоню мужу. Он уже ждет моего звонка…
Однажды Борис мне сказал:
— Жекачка, мои товарищи уговаривают меня, чтобы я эвакуировал тебя на подводной лодке. Согласна?
Я ответила, что поговорю с родными.
Отец и мать не согласились. Муж больше не заводил об этом разговора, не настаивал — и я молчала.
Иду в пекарню, в магазин. Наконец, окончены все дела. Мама берет свой чайник и сумку с продуктами, которую она будет нести до обрыва, у меня в обеих руках бутыли с водой.
Уже стемнело. Обратный путь гораздо спокойней. Однако мы идем медленно и осторожно, теперь взгляд наш обращен на землю, стараемся в темноте разглядеть встречающиеся по дороге предметы. С немецких самолетов разбрасываются противопехотные мины, наступишь — и конец. Но вот и спасительный обрыв, наше верное убежище, наш родной дом.
Тяжелый поход окончен, перед нами целые сутки «спокойной жизни». Свалиться в обрыв не боимся, это «мелочь». С половины дороги я начинаю свои цирковые упражнения: стоя на камне, осторожно протягиваю ногу и нащупываю другой камень, затем прыгаю на него, балансирую обоими бутылями. Мама, придерживаясь левой рукой за выступы скалы, осторожно спускается. Наконец, вздох полного облегчения: мы у себя дома. Папа радостно нас приветствует, каждый раз он с тревогой ожидает нашего возвращения. И так каждый день.
Некоторые жители возвращаются раньше, другие позже, ходят в одиночку или группами по два-три человека, не больше. Как-то пошли сразу человек пять, их заметил самолет и обстрелял из пулемета, к счастью, никого не задело.
Поужинав, придвигаемся ближе друг к другу и ведем тихие беседы. Если кто-нибудь вздумает закурить и начинает высекать огонь с помощью кремня и куска стали, а потом не прикроет рукой папироску — жена Воронцова кричит:
— Что вы делаете? Спрячьте папиросу, самолет может увидеть!
Светомаскировку приходилось соблюдать самую строжайшую.
Но вот слышны орудийные выстрелы на море. Это наши боевые корабли возвращаются на Кавказ и на ходу, до последнего предела досягаемости, продолжают стрелять по немецким позициям. Когда эскадра, огибая мыс Херсонес, проходит в море мимо нашего убежища, мощные вспышки огня слепят, гром выстрелов оглушает еще сильнее, чем взрывы бомб. Кажется, что нас сейчас, как мух, расплющит воздух. Но нас это не пугает. Мы рады: корабельные орудия бьют по врагу.
Первые жертвы в городке
Под наши скалы начали переселяться раненые: целый госпиталь какой-то части перебрался сюда.
Раненым приносили еду, но из-за бомбежек не всегда регулярно. Иногда до ночи невозможно было доставить пищу, и мы, чем могли, делились с ранеными. Врачи делали обход, сестры тут же производили перевязки. Участвовали в этом и мы с Наташей. Работы на огородах прекратились, и теперь сама жизнь призвала нас к работе медицинских сестер.
Мы старались помочь раненым всем, что было в наших силах: перевязывали, поили чаем, угощали молоком, оладьями, лапшой. Часто днем читали вслух книги. Я достала «Морские рассказы» Станюковича, пользовалась вниманием и книга «Париж» Золя. С продовольствием становилось все туже, и чтение этой книги вызывало восклицания: «Нет, вы послушайте, как он описывает колбасный магазин! А сыр!.. А паштеты!..»
К пещере над нами соорудили деревянную лестницу. Там поселился начсостав хозяйственной части. Перебрались под скалы и многие командиры и бойцы тыловых подразделений пехоты. «Жилплощадь» была занята, стало тесно, но ведь свежего морского воздуха хватало на всех.
Иногда по вечерам к обрыву подходили машины и увозили раненых в Камышевую бухту на корабли, а под скалами появлялись новые раненые. Теперь в Севастополе и около него фронтом была каждая пядь земли.
Пекарню в нашем городке несколько раз разрушали, и тогда нам выдавали муку. Но краснофлотцы восстанавливали пекарню и опять пекли хлеб. Работавшие в городке военные и гражданские сделались истерзанными и замученными людьми. Однажды после бомбежки городка к нам под скалы прибежала буфетчица авиачасти. Из раны на лбу текла по щекам и заливала грудь алая кровь. Захлебываясь рыданиями, буфетчица рассказа. — ла, что едва успела добежать до скал.
— Жутко бомбят городок! Бомба попала в кают-компанию, обрушилась стена, которая погребла под собой вашего мужа, он убит, — говорила она, обращаясь к поварихе.
