Николай Губернаторов - Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
Опомнившись, мы лежали, влажные от пота. Поцеловав меня, Наталья Васильевна с улыбкой проговорила:
— Впервые в жизни я побывала в любовной Сахаре.
Сменив влажные простыни и пожелав доброй ночи, она ушла в свою комнату. А я уснул крепким сном.
Утром я проснулся совершенно здоровым. Попив чаю, я проводил Наталью Васильевну до комендатуры и на их машине уехал к себе.
В связи с подготовкой наступательной операции вермахта на Курской дуге в «Особом лагере МТС» шла лихорадочная работа по заброске агентуры в тылы Западного и Брянского фронтов русских.
Всю эту неделю я был занят вербовкой новой агентуры, чтобы пополнить четыре роты добровольцев, ускоренно обучаемых в диверсионной школе.
Вечером, перед сном, я обычно брал гитару и под впечатлением любовной встречи и пережитого наслаждения с Натальей Васильевной напевал любимые романсы. Одновременно размышляя, я пытался понять секрет необычного сексуального дара любви Натальи Васильевны. Мне казалось, что в отличие от всех прошедших через меня женщин, у которых почти всегда ощущался разлад души и тела, она обладала удивительной гармонией духовного и телесного начала. Душа, как энергетическая емкость, всегда подвижна. Душа постоянно чего-то хочет, а тело вследствие своей неуклюжести инертно и не всегда способно ответить взаимностью на зов души. Гармоничное единство наступает тогда, когда душа обращается к своему телу и требует от него соответствия. Тогда тело смотрит и откликается на зов неуемной души. Изначальный совет и порыв к желанию любви человек находит у души, а лучшее средство — у самого тела.
У Натальи Васильевны чувствовалась бережная забота о своем теле. Она не пьет энергию, а отдает. Но, отдав энергию, она приумножает ее в себе. Наверное, думалось мне, таким талантом обладают только русские женщины.
В радостном томлении я постоянно жаждал встреч и общения с Натальей Васильевной. Поэтому, когда удавалось выкроить свободное время, я наведывался к Наталье Васильевне, часто ночевал у нее, привозил в лагерь, где она свободно беседовала с командирами рот и их подчиненными.
Как-то в один из свободных дней, в субботу, я встретил Наталью Васильевну после работы, и мы пошли пешком к ней домой. По пути мы наблюдали картины разграбления всего того, что немцы не успели вывезти в Германию за два года хозяйничанья в Смоленске. В кирпичных зданиях команды военнопленных под охраной солдат вырезали автогеном железные балки, трамвайные пути, мачты освещения и грузили все это на автомашины для отправки в Германию. Такие же команды сдирали медную кровлю с крепостных башен и стен Кремля. Подъемным краном волокли бронзовый памятник Кутузову к машине, на которой уже валялись чугунные пушки с памятника войны 1812 года. Проходя мимо драматического театра, мы увидели, как из него выносят мебель и осветительную аппаратуру, у подъезда валялись груды поломанных декораций.
От всего увиденного у Натальи Васильевны из глаз катились слезинки и она вытирала их платочком.
— Ограбили все села и город превращают в пустыню, — прервав молчание, глухо проговорила Наталья Васильевна. — Вам не кажется, что они собираются драпать? — спросила она.
— Похоже, что да, — ответил я неопределенно.
Когда мы дошли до ее дома, Наталья Васильевна остановилась и, как мне показалось, взволнованным голосом заговорила:
— Вы извините, но я должна вас покинуть, так как мне нужно зайти в соседний дом к больной женщине — папиной знакомой и сделать ей перевязку. Но прежде чем расстаться, я хотела бы предложить нечто важное для вас, да и для меня тоже. Я прошу вас выслушать меня и основательно подумать. — Она глубоко вздохнула, твердо и проникновенно заговорила: — Юрий Васильевич, я обращаюсь к вам с любовью и глубоким состраданием. Вы человек с Божией совестью, человек чести и долга. А все творения человека немыслимы, если он сам себе не повелевает. Я прошу вас: укротите свою гордыню, освободите душу от зла, искупите свой грех и покайтесь перед Богом — ведь смиренных Господь хранит и прощает. Прикажите себе быть среди истинных служителей Отечества, среди подлинных защитников Родины. Ваше место не здесь, а среди них, и они вас ждут. — Переведя дыхание, она, чеканя слова, продолжала: — В воскресенье с двух часов дня на 15 километре от Смоленско-Рославльского шоссе склад заготовленного леса для шпал будут охранять два полицая. Это наши партизаны: высокий с усами — Иван, а второй, пониже ростом, с бородкой — Савва. Вы подъедете к ним, спросите их имена и скажете, что вам надо встретиться с Анкой (это мой псевдоним). Они проводят вас на машине, куда надо. Я там буду вас ждать до понедельника. До встречи. И храни вас Господь!
Она поцеловала меня и ушла. С тех пор я ее не видел. И только здесь, в Управлении контрразведки 1-го Белорусского фронта, я узнал, что она заброшена в тыл вермахта на задание.
В первый момент по дороге в лагерь я был в шоке и даже не воспринимал сладость теплого прощального поцелуя…
Продолжение допроса Ростова-Беломорина
Вопрос: Как вы восприняли предложение Мезенцевой и как объясните отказ принять его?
Ответ: Первое поспешно слепое решение, которое пришло в голову, было уйти к партизанам, захватив картотеку агентуры и быть только вместе с любимой женщиной. Но затем, успокоившись, я стал размышлять. Меня захлестнули мысли о ее предложении: как оценить реальность осуществления, что ждет меня, и многие другие вопросы, на которые я пытался найти ответы.
Затем, уже в квартире, я начал профессионально и логично обдумывать всю ситуацию. Во-первых, совершенно ясно, что Наталья Васильевна работает на русскую разведку и была умело внедрена в комендатуру, что позволило ей под крышей переводчицы собирать разведывательные сведения не только о немецких учреждениях, но и о войсках и оборонительных сооружениях вокруг Смоленска. Связь со своим разведцентром, видимо, она поддерживала с помощью курьеров-связников через один из партизанских отрядов, откуда донесения передавались по рации в разведцентр. Вероятно, мой переход на сторону Красной Армии был согласован и с разведцентром, и с партизанами. Но при этом мне было непонятно, почему она не привлекла меня к работе здесь, в Смоленске. Вдвоем с Натальей Васильевной мы могли бы более эффективно помогать Красной Армии. Возможно, Наталья Васильевна имела еще и другое задание, о котором я узнал позже.
Во-вторых, то, что я в раскрепощении сознания прозрел и готов распроститься с прежними иллюзорными воззрениями и с абвером — это особенно меня не занимало. «От чего я ухожу? — спрашивал я у себя и отвечал: — От тяжелой, изнурительной борьбы за существование в ее самом первозданном значении, когда передо мной всегда стоял и стоит выбор между выживанием и гибелью. А за что боролся? За миф, за несбыточную мечту. Против кого? По сути, против Родины и своего народа!»
