Джеффри Клюгер - «АПОЛЛОН-13»
Остаток утра Мэрилин Лоувелл провела в домашних заботах, одетая в пижаму и норковый жакет. Когда позже она вышла с детьми на рождественскую службу, Мэрилин переоделась в соответствующее платье для церкви, но жакет не сняла. Как только она вышла из дома и ступила в пыл хьюстонских страстей, репортеры, стоявшие снаружи, рассмотрели, что же ей привез человек в Роллс-Ройсе.
Но в Сочельник внимание прессы было сосредоточено за четверть миллиона миль отсюда, где накручивал круги вокруг Луны по аккуратной 60-мильной орбите тот астронавт, который за несколько недель до этого купил норковый жакет и договорился о доставке. Рабочее задание для экипажа во время планировавшихся десяти оборотов включало фотографирование Земли и Луны, измерения лунного гравитационного поля, нанесение на карту потенциальных посадочных площадок и топографии окружающей местности.
Среди деталей поверхности, которые предстояло обозреть членам экипажа, были так называемые опорные точки, характерные лунные объекты, которые члены будущих экспедиций могли использовать перед посадкой. Осматривая Море Спокойствия, древнее море застывшей лавы, выбранное в качестве первой пилотируемой посадки, Борман, Лоувелл и Андерс заметили извилистый скалистый массив, расположенный к юго-западу от кратера Сецци. Общие очертания массива уже были нанесены на карты земными астрономами, но отдельные вершины были слишком маленькими для телескопов. Подобные точные детали поверхности понадобятся экипажам для навигации при посадке с лунной орбиты. На краю зубчатого массива, примыкающего к Морю Спокойствия, Лоувелл обнаружил странную трехгранную гору, которая была, конечно, слишком мала, чтобы на нее никто никогда не обратил внимания, но была достаточно отчетлива, чтобы будущие экспедиции ее легко распознали.
– Ты видел эту вершину раньше? – спросил Лоувелл у Бормана, указывая на маленькую гору.
– Нет, я не помню.
– А ты? – спросил он у Андерса, повелителя всей топографии.
– Нет, – сказал Андерс, – я бы запомнил такое.
– Тогда это я ее открыл, – сказал с улыбкой Лоувелл, – Я собираюсь дать ей название. Как вам, ребята, «гора Мэрилин»?
Для руководства «НАСА» взаимодействие с прессой являлось не менее важным делом, чем научные задачи экспедиции «Аполлон-8». Агентство запланировало две телевизионные трансляции с лунной орбиты, одну – рано утром в Сочельник, а вторую – вечернее шоу в прайм-тайм. Утренняя передача собрала впечатляющую аудиторию, но так как страна была занята рождественскими приготовлениями, она не побила рекорды по числу зрителей. Вечерняя трансляция, нацеленная на сто миллионов семей, была совсем другим делом. Шоу транслировали сразу три телекомпании, имея в виду, что большинство зрителей или собирается смотреть эту программу, или не будет смотреть ничего вообще. Передача началась в 9:30, и нация, как и большая часть остального мира, оставила свои дела, чтобы устроиться у телевизора.
– Привет с Луны, Хьюстон, – сказал Джим Лоувелл, обращаясь к «НАСА» и, косвенно, ко всему миру. Черно-белое изображение, которое появилось на экранах телевизоров, как только он начал говорить, было покрыто эфирным «снегом». Под ним – плавная линия, изгибающаяся к низу и исчезающая за краем экрана.
– То, что вы сейчас видите, – сказал Андерс, как только он установил камеру и остановил свое невесомое тело напротив переборки, – это вид Земли над лунным горизонтом. Мы некоторое время проследим за ней, а потом развернемся и покажем вам вид бесконечной темной равнины.
– Последние шестнадцать часов мы обращаемся по орбите на высоте шестидесяти миль, – сказал Борман, пока Андерс направлял объектив вниз на поверхность Луны, – выполняя эксперименты, фотографируя и периодически включая двигатель для маневрирования. Часы спустя Луна стала совсем другой для каждого из нас. Мои собственные впечатления: это безбрежное, пустынное, отталкивающее пространство, похожее на кучи и кучи пемзы. Конечно, это не очень привлекательное место для жизни или работы.
– Фрэнк, ты читаешь мои мысли, – сказал Лоувелл, – Эта пустынность внушает благоговейный страх. Это позволяет увидеть наяву то, что на Земле появляется только в темных мыслях. Земля отсюда представляется оазисом в безбрежном космосе.
– А вот, что меня восхищает больше всего, – Андерс поднял камеру выше, – это восходы и закаты Солнца на Луне. Небо – черное, как смоль, Луна совершенно светлая, а контраст между ними – яркая линия.
– На самом деле, – добавил Лоувелл, – все вместе можно описать, как черно-белая пустыня. Абсолютно бесцветная.
Полетный план отводил для телетрансляции последние 24 минуты, во время которых корабль будет парить вдоль лунного экватора с востока на запад, покрывая 72 градуса из полных 360-ти градусов орбиты. Астронавты должны использовать это время, чтобы объяснять, описывать, указывать и попытаться выразить словами и зернистыми телекартинками то, что они видят. Старание, с которым они это сделали, было превосходно.
– В этой области не очень много кратеров, значит она молодая, – говорил один из них.
– Этот кратер с изрезанными краями…
– Под нами темная область, которая, возможно, является старым лавовым потоком…
– Обратите внимание на интересные старые двухкольцевые кратеры…
– По краю вон той горы сбегает волнистый ручеек, поворачивающий направо….
Астронавты продолжали и продолжали, а дома, аудитория видела неведомые картины, слышала новые слова и понимала в меру своих чувств и скептицизма. Наконец, был подан сигнал об окончании шоу. За две недели до полета трое астронавтов обсуждали лучшую концовку для телепередачи из одного мира в другой на Святой Сочельник по христианскому календарю. Незадолго до запуска решение было принято, и в полетное руководство был вложен (конечно, жаропрочный) листок бумаги с короткой надписью. Андерс, направляя одной рукой телекамеру в иллюминатор и удерживая листок другой рукой, сказал:
– У нас приближается восход Солнца, а у экипажа «Аполлона-8» есть сообщение, которое мы бы хотели послать всем людям на Земле.
– В начале, – начал он, – Бог создал небо и Землю. И Земля не имела формы, и была пуста. Темнота была над бездной, – медленно прочитал Андерс четыре строчки, а затем передал листок Лоувеллу.
– И назвал Бог свет Днем, а темноту Он назвал Ночью. И был вечер и утро первого дня, – прочитал Лоувелл свои четыре строчки, передавая бумагу Борману.
– И сказал Бог, пусть воды соберутся вместе и пусть появится суша, – продолжал Борман, заключив – И сказал Бог, что это хорошо.
Когда последняя строчка была прочитана, Борман отложил листок в сторону.
