Гай Гибсон - Бомбы сброшены!
Через нашу деревню протекала река Москва на своем пути к городу Кремль (?!). Когда погода не позволяла летать, на речном льду мы играли в хоккей. Только так нам удавалось поддерживать хорошую физическую форму, хотя: во время игры кое-кто получал ушибы и мелкие травмы. Например, нашему адъютанту крепко досталось по носу, после чего он (нос) почему-то смотрел немного вправо. — Но игра отвлекала наши мысли от печальных событий на фронте. После жаркого матча на Москве-реке я всегда направлялся в Sauna. В нашей деревне имелась одна из этих финских паровых бань.[2] К несчастью, в бане была так темно и скользко, что однажды я поскользнулся к налетел на воткнутый в стену нож, после чего шлепнулся на пол. Я получил серьезную рану.
* * *Советские войска обошли нас с севера. Поэтому нац; следовало спешно перебазироваться на запасные аэродромы в тылу. Однако мы не могли этого сделать: уже несколько дней тучи висели так низко над деревьями что полет на запад к Вязьме был просто невозможен. Наш аэродром был засыпан глубоким снегом. Если бы нам не улыбнулось счастье, Иван появился бы у нас на пороге; вместе с Санта-Клаусом. Русские подразделения, которые прорвали фронт, просто не подозревали о нашем присутствии, иначе они давно захватили бы нас.
Мы встретили Рождество все в той же школе в Горстово. Когда сгущались сумерки, на деревню опускалась звенящая тишина. Мы нервно дергались при каждом странном звуке за стенами дома. Но после пения рождественских песенок напряжение несколько ослабло. Даже самые скромные из нас уже опрокинули по паре стаканов водки. Во второй половине дня прибыл командир эскадры, чтобы раздать награды. В нашей группе я первым получил Германский Золотой Крест. Во время рождественских праздников мы отправили нашим коллегам в Москву приглашение сыграть в хоккей. Однако они не прибыли, и части пилотов во время матча пришлось изображать из себя Москву. Плохая погода стояла еще несколько дней.
* * *Как только погода улучшилась, мы полетели назад над бескрайними лесами вдоль шоссе по направлению к Вязьме. Но как только мы поднялись в воздух, погода ухудшилась. Мы летели в сомкнутом строю, скользя над самыми вершинами деревьев. Но даже в таких условиях было очень сложно не потерять из вида соседний самолет. Все затянула мутная серая пелена, за стеклами кабины крутилась мешанина дождя и снега. Теперь каждый самолет зависел от искусства командира эскадрильи. В этот день искусство пилотирования подверглось более жесткому испытанию, чем в самом горячем бою, и не все это испытание выдержали. День стал черным для нас, так как мы потеряли несколько экипажей. Над Вязьмой мы повернули на север и полетели в направлении Сычевка — Ржев. Мы приземлились в глубоком снегу на аэродроме в Дугино, примерно в 20 километрах от Сычевки, и расположились на постой в Kolchose. Свирепые холода и не думали отступать, и нам перебрасывали необходимое оборудование и одежды по воздуху. Транспортный самолет прилетал на наш аэродром каждый день, привозя теплую одежду, лыжи, сани и тому подобные вещи. Но было уже поздно наступать на Москву, было поздно пытаться спасать товарищей, замерзших в окопах на фронте. И было поздно помогать тем, кто был эвакуирован с фронта с отмороженными пальцами рук и ног. Было поздно пытаться дать новый толчок армии, которая еще недавно неукротимо наступала, а сейчас была вынуждена зарыться в окопы под безжалостным кулаком необычайно холодной зимы.
* * *Мы теперь летали над местами, которые были знакомы еще с лета: возле истоков Волги западнее Ржева, возле самого Ржева и вдоль железной дороги возле Оленина и южнее. Глубокий снег создавал нашим войскам колоссальные трудности, но Советы в такой обстановке чувствовали себя отлично. Самыми умными оказались те, кто использовал самые примитивные методы работы и способы передвижения. Моторы отказывались запускаться, все промерзало насквозь, гидравлические системы не работали. Положиться на какой-либо механизм мог только сумасшедший. Рано утром мы никак не могли запустить моторы, хотя на ночь мы укрывали их соломенными матами и одеялами. Механикам часто приходилось торчать на морозе всю ночь, через каждые полчаса прогревая моторы, чтобы быть уверенными, что они заработают, когда нужно будет взлетать. Многие случаи обморожения имели место именно потому, что им приходилось проводить целые ночи на ледяном ветру, следя за моторами. Как офицер по техническому обслуживанию группы, я был занят по горло. В перерывах между вылетами приходилось изобретать тысячи уловок, чтобы привести в порядок хотя бы еще один самолет. В воздухе мы мерзли редко. В плохую погоду нам приходилось летать на малых высотах, а зенитный огонь русских был таким плотным, что нам было просто не до того, чтобы замечать: холодно сегодня или нет. Конечно, это не исключало риска после возвращения на теплую квартиру обнаружить, что ты обморозился.
В начале января на «Физелер-Шторхе» на наш аэродром прилетел генерал фон Рихтгофен. От имени фюрера он вручил мне Рыцарский Крест. В наградном листе особо были упомянуты прошлогодние успешные атаки кораблей и мостов.
Холода усиливались все больше, создавая новые трудности при подготовке самолетов к вылетам на следующий день. Я видел, как отчаявшиеся механики пытались прогревать моторы, используя пламя паяльных ламп. Один из них сказал мне:
«Они или заработают, либо превратятся в пепел. Если они не запустятся, то они для нас просто бесполезны».
Наверное, от отчаяния я сумел изобрести оригинальный способ решения наших проблем. Я решил попытаться использовать бензиновые канистры как подобие примуса. К канистре приделывалась жестяная труба с металлической сеткой, которая не давала искрам разлетаться. Мы размещали это «устройство» под мотором и зажигали его, направляя излучающую тепло трубу на мотор. Мы подогревали его, пока он не заводился. Устройство было примитивным, но прекрасно подходило для русской зимы. В свое время мы получили несколько сложных автомобильных подогревателей и других технических штучек. Они были прекрасно сконструированы, но, к несчастью для нас, в работе эти устройства были крайне ненадежны. Постоянно отказывали либо слабые моторчики, либо сложная механика. Ведь сначала нужно было запустить сам подогреватель, а на холоде он отказывался работать точно так же, как и авиационный мотор. Поэтому зимой количество исправных самолетов в группе падало до опасного минимума. Зато на этих немногих самолетах летали самые опытные экипажи, поэтому нехватка количества до некоторой степени компенсировалась высоким качеством.
