Валерий Шубинский - Азеф
Второй номер выпустили. Но в Петербурге Аргуновы заметили за собой слежку. Трудно сказать, являлось ли это «заслугой» только Азефа. Аргунов и его товарищи были со всех сторон окружены полицейской агентурой. Среди людей, контактировавших с ними, были агенты Паули, Серебрякова. Но Азеф стоял к Северному союзу ближе всего.
Аргунов снова решил перенести типографию в Томск, во все тот же переселенческий пункт, который теперь (кстати!) перебрался в новое место, подальше от города. Транссибирская магистраль строилась споро, Томск уже был связан со столицами железной дорогой. Новая типография обладала достаточным штатом работников и была неплохо оборудована. Азеф сделал новую доску и валик. Он ничего не выспрашивал, но всё постепенно узнавал из разговоров — и местоположение новой типографии, и имена связанных с ней людей. Для конспиративных сношений с Томском он предложил адрес своего московского знакомого — инженера Зауера.
В сентябре Аргунов, получив обнадеживающие известия из Томска, отправился в Саратов — устанавливать связи с тамошней подпольной группой. Там он узнал о крахе. В ночь на 21 сентября полиция явилась на переселенческий пункт и захватила типографов с поличным — за работой над третьим номером «Революционной России».
В помощь местной полиции в Томск был послан молодой способный жандарм Александр Иванович Спиридович. Он разговорил одну из участниц группы, Ольгу Вербицкую. Она знала довольно много про сеть протоэсеровских кружков в России. Дальше аресты шли уже по ее показаниям — в Петербурге, Ярославле, Чернигове, Киеве, Нижнем Новгороде. Часть потом выпустили, 12 человек были сосланы (на срок от трех до восьми лет).
Аргуновых довольно долго не арестовывали. Андрей Александрович и его жена не знали, что предпринять. Командировали за границу, к эмигрантам, Марию Селюк. Она беспрепятственно, легально переехала границу. Сами Аргуновы эмигрировать не хотели, рассчитывали сохранить группу и «Революционную Россию». «Ободряюще и успокаивающе действовала полицейская обстановка; слежения совсем не было; никогда мы не чувствовали себя так свободными от шпионов, как в эти месяцы». Но в конце концов Аргунову пришлось признать, что дело провалено: остается только «апеллировать к загранице» и ждать ареста.
Разумеется, ни малейшая тень подозрения не падала на Азефа. За все время он не совершил ни единого шага, который позволил бы его заподозрить. Более того: теперь он сблизился с Аргуновым как никогда прежде.
«Из пассивного соучастника он превратился в активного члена нашего союза. Торжественного вступления не было; сделалось это само собой. Виделись мы с ним конспиративно. Помню свидание в Сандуновских банях: обсуждали дело голыми. Он настаивал на том, чтобы нам всем немедленно эмигрировать и продолжать дело за границей. Сам он тоже собирался за границу по своим личным делам (командировка в Берлин конторой) и предлагал свои услуги там…
…Азефу мы поручили все, как умирающий на смертном одре. Мы ему рассказали все свои пароли, все без исключения связи (литературные и организационные), всех людей, все фамилии и адреса и рекомендовали его заочно своим близким»[59].
В 1880–1890-е годы полиция, помня об опасных судейкинских авантюрах, предпочитала пресечь крамолу в самом начале: обычные полицейские дуболомы — дальними ссылками, тонкий Зубатов — увещевательными беседами. Сейчас тот же Зубатов действовал иначе. Он дал ситуации развиться, вызреть. Для чего? Думается, ответ очевиден.
Вред для власти от двух номеров революционной газеты был несравнимо меньше выгоды. Агента удалось внедрить в самое сердце формирующегося эсеровского подполья. Теперь заграничное путешествие «Виноградова» имело для охранки гораздо больше смысла, чем год назад. Для самого осведомителя путешествие тоже могло стать приятным. Он был теперь человеком при деньгах: ему назначили исключительное для осведомителя жалованье — 500 рублей в месяц. Правда, афишировать наличие этих денег не следовало, даже перед близкими, а Азеф ехал с семьей.
Интересно, что финляндская типография, точный адрес которой Азеф узнал лишь накануне ареста Аргунова, так и не была ликвидирована. Скорее всего, Азеф не счел необходимым сообщать эту информацию Зубатову и Ратаеву, а те особо не настаивали: ведь без Аргуновых типография все равно работать не могла, а взаимодействие с автономной финляндской полицией было делом долгим и хлопотным. Зато Иван Николаевич, вождь Боевой организации ПСР, позднее активно пользовался этой явкой в финляндском имении.
Можно сказать, что двойная игра Азефа началась с этой маленькой недомолвки.
КОМАНДИРОВКА
Аргуновы были арестованы только 9 декабря.
Азефа к тому времени давно уже не было в Москве.
9 ноября он выехал в Петербург, к Ратаеву, за инструкциями, а 20 ноября (по старому стилю) отправился в Берлин. Он предпочитал, чтобы Аргуновы поехали с ним («…Ему было мало морального авторитета одной М. (М. Ф. Селюк. — В. Ш.) для утверждения себя на заграничной почве, среди тех людей, с которыми он решил связать себя. С нами ему было бы лучше».) Но лидер Северного союза и его жена твердо решили рискнуть собой, и Евгений Филиппович не стал настаивать.
Как раз накануне произошли важные события.
Минская группа и Южная партия достигли соглашения об объединении. В качестве их общего представителя в Берлин выехал Гершуни. Там он должен был вести переговоры с Аграрно-социалистической лигой и другими эмигрантскими организациями. И в это же время в Берлине оказываются полномочные представители Северного союза (того, что от него осталось) — сначала Селюк, а вслед за ней Азеф.
По свидетельству Селюк, «Азев очень заинтересовал Гр. Андр. Последний не мог не отметить его характера, энергии, знаний и практической сметки… Несколько раз мы собирались втроем и решали, куда и к кому ехать»[60].
И вот уже 17(30) декабря Ратаев получает следующее письмо от своего друга-путешественника Виноградова:
«В Берлин приехал один господин, который живет уже давно в России нелегально… Этот господин очень деятелен. Он объезжает всю Россию несколько раз в год. Ему удалось объединить теперь воедино все группы с. р. — Харьков, Киев, Саратов, Тамбов и Козлов. В Москву он не заезжал ввиду того, что после провала в Тамбове он не решился приехать, тем более что в Саратове ему говорили, что в Берлине он найдет меня, который сумеет объяснить дело Москвы. Кроме того, он нашел здесь Марию Селюк, с которой ему и раньше доводилось встречаться. Он предложил нам присоединиться к партии с.-р….
