Наталья Тендора - Леонид Быков. Аты-баты…
Быков пришел в Харьковский театр имени Т.Г. Шевченко еще студентом института искусств. Его и однокурсницу С. Чибисову (ныне народная артистка УССР) пригласили принять участие в возобновлении этапного спектакля шевченковцев «Гибель эскадры». Чибисова играла Оксану, Быков – революционного матроса Палладу. Мне кажется, что быковский разговор о подвиге начался уже здесь.
Но эта идея была подана в характере своеобразном, легком, на первый взгляд, даже шаловливом. Во внешности Леонида не было ничего героического в расхожем понимании этого слова. Небольшого роста, щуплый, с простыми чертами лица ничем не приметного паренька – он удивил с первой же минуты знакомства беспредельным обаянием, искренностью и большим мужеством души. Из этих составных и образуется духовность Быкова-актера.
Да, свое героическое дыхание герой Быкова взял именно от «Гибели эскадры». И его Максим Перепелица, и танкист из советско-чехословацкого фильма «Майские звезды», а позже, конечно, гвардии капитан Титаренко («В бой идут одни «старики»), и ефрейтор Святкин («Аты-баты, шли солдаты…») – все они дети кочегара Паллады.
В театре актер сыграл немало ролей своих современников, парней веселых, находчивых, самоотверженных. Скрытое за живыми чертами характерности, за беспечностью улыбки, шуткой, героическое начало персонажей Быкова тем убедительнее, что в критический момент проявляется неожиданно, внезапно. Появляется и побеждает, ибо в основе его – правда человечности. Характеры, созданные Леонидом Федоровичем в театре, так же разнообразны, как и в кино, но всех героев – и сценических, и экранных – объединяет позиция актера, его тема в искусстве, все они освещены его неповторимой индивидуальностью.
Не останавливаясь на каждой театральной работе в отдельности, я назову две наиболее значимые. Это Павка Корчагин в инсценировке романа Николая Островского «Как закалялась сталь» и Володя в спектакле «Человек ищет счастье» харьковского драматурга Аркадия Школьника.
Успех Быкова в роли Павла Корчагина был несомненным. Вот слова корифея украинского театра, народного артиста СССР Ивана Марьяненко из протокола обсуждения спектакля: «Он яркий, непосредственный, искренний, трогательный. И все, товарищ Быков, ничего не делайте, сейчас вы искренни».
И еще приведу слова Ивана Александровича, характеризующие исполнение уже другой роли – мальчика, который через сложности личной жизни ищет путь к счастью, ищет, веря, надеясь мужественно и горячо: «Быков мне очень нравится. От него нельзя оторваться». Один из первых приходов Леонида Быкова на экран тоже связан с театром. Именно театральная деятельность Быкова подготовила ему приглашение на роль Сашки, колхозного конюха, в фильме («Судьба Марины. – Н.Т.). В этой картине я играл председателя колхоза и по сюжету был тесно связан с этим неловким худеньким пареньком, курносым, флегматичным, но необычайно тонким душой.
Помню наше пение. Сашка дергает вожжи, волосы его растрепал ветер, а вокруг поле широкое, как его песня, как его душа. Мой герой – человек большой искренности и трудолюбия – любил Сашку за быстрый ум, сообразительность и душевную щедрость… Актерское искусство быстротечно, и даже кинопленка не сохранит его, если оно не останется в сердце зрителя. Искусство Л. Быкова – народного артиста Украины осталось в сердцах миллионов».
Слова коллеги Леонида Быкова по театру Владимира Антонова вносят некоторые коррективы выше сказанному: «Художественным руководителем Театра имени Т.Г. Шевченко был Лесь Сердюк. С ним-то прежде всего и осложнились отношения у Быкова. Прекрасный актер, Сердюк был непомерно властолюбив. Не думаю, что многие из предлагаемых им Быкову ролей того устраивали. Леня не болел «медными трубами», но ему хотелось играть серьезные драматические роли. И не только играть, он хотел ставить спектакли. Например, задумывал поставить в театре спектакль по пьесе А. Галича «Походный марш».
Харьков до сих пор помнит театральные работы Леонида Быкова. Особенно: Олега («В поисках радости» Виктора Розова), матроса Палладу («Гибель эскадры» Александра Корнейчука) и, конечно, – Павку Корчагина.
А еще его небывалую природную скромность – качество, так не свойственное актерской профессии. Быков тяготился обрушившейся на него славой. Елена Тимофеенко, его партнерша по комедийному спектаклю «Улица трех соловьев, 17» вспоминала: «После фильма «Максим Перепелица» с Леней нельзя было запросто ходить по улицам. На Сумской, завидя его, прохожие столбенели, раскрыв рты, а потом удивленно повторяли на разные лады: «Быков, Быков!» Он страдал от этого, говоря в таких случаях спутникам: «Идем скорей отсюда». Но «старики» театра завидовали его славе… Помимо своей воли он нарушал «закон восторгов» – именитые актеры иной раз не получали стольких аплодисментов, сколько выпадало на его долю. Леня уходить из театра не хотел, а о нерадивом руководстве слагал частушки…»
Николай Хрусталев, журналист: «Впервые я услышал имя Леонида Быкова в начале 50-х голов, когда на сцене Харьковского театра шел спектакль «Человек ищет счастье». Я его не видел, был еще слишком юн, но знал, что там играет совершенно потрясающий артист Леонид Быков.
Однажды, уже где-то после «Укротительницы тигров», году этак в 59-м, я шел по харьковской центральной улице – Сумской (длинная такая улица, идет до парка Горького). Был летний день. И вдруг я совершенно ошалел, увидев впереди идущего Быкова. На нем была немереной красоты замшевая куртка, запредельная мечта любого молодого человека тех лет, в эпоху дефицита вынужденного довольствоваться болоньевым плащом. Хотя итальянцы и утверждали, что эти плащи лишь для дождя, в Харькове, как в любом советском городе, их носили в любую погоду, даже под солнцем, поскольку это было своеобразным шиком. Быков шел один, очень медленно, в задумчивости. С того момента прошло огромное количество лет, а я до сих пор помню то свое небывалое ощущение благоговейного трепета от этой мимолетной встречи. За свою долгую карьеру киножурналиста я видел огромное количество всевозможных звезд, но никогда не забуду ту харьковскую улицу, залитую солнцем…
Для сравнения могу вспомнить, как в 1956 году после фильма «Карнавальная ночь» в Харьков приехала Людмила Гурченко. Я очень хорошо знал ее маму и папу – Елену Григорьевну и Марка Гавриловича. Мама была массовиком-затейником в Харьковском дворце пионеров, а папа баянистом. Они работали на различных сценах города, в том числе и на танцплощадке парка им. Горького. Она была большой, властной, потрясающей русской женщиной с короткой шестимесячной завивкой на голове, а он – щупленьким мужичонкой. При ней он не мог и слова молвить, лишь изредка «возникал», называя ее «ягодка моя», о чем Гурченко и сама писала в книжке. Приезд их дочери в родной город был соразмерен фейерверку!.. И пусть молодой Быков тех лет не имел подобной шумной славы, которая на тот момент была у Гурченко, Харьков к нему испытывал какую-то потаенную любовь, как к своему, нашему артисту – без фейерверка и бенгальских огней – ровное пламя любви к замечательному актеру, которого город по-прежнему любит и помнит».