Андреа Бочелли - Музыка тишины
В начале декабря произошли события, навсегда оставившие неизгладимый отпечаток в памяти Амоса; события, которые потрясли его и пошатнули многие из его прежних представлений.
По причине вопиющих противоречий с администрацией Института Кавацца, которая, как обычно, и не думала уступать определенным требованиям учащихся относительно изменений правил внутреннего распорядка, все чаще стали собираться ассамблеи, происходившие теперь даже по утрам, вместо уроков; а спустя три или четыре дня, по окончании длительного общего собрания с участием всех учащихся института и даже их друзей, университетских студентов, к полуночи было принято решение захватить колледж на неопределенное время. Весь персонал силой удалили из здания, сформировали пикеты и перекрыли все входы и выходы. Так Амос, в восторге от происходящего и от руководителей студенческого движения, провел свою первую в жизни бессонную ночь. Его поставили в пикет, который защищал заднюю дверь – ту, что вела изнутри во двор. Стоял чудовищный холод, и все закутались кто во что горазд. Дежурство длилось полтора часа, и Амосу они показались вечностью. Когда его сменили, какой-то студент предложил ему стаканчик граппы. По правде говоря, ему не нравилось пить, но то ли от холода, то ли просто от бравады он залпом выпил и отправился к своим товарищам в аудиторию, где все долго обсуждали возможный исход этих удивительных событий.
В четыре утра его сосед по спальне достал из шкафчика маленький кассетный магнитофон, и все принялись слушать песни Фабрицио Де Андре, барда, который очень нравился Амосу своим необычайно теплым голосом и ярчайшим лексиконом, смелым и остроумным по тем временам.
«Оккупация» продлилась три дня, и это было время полной анархии: кто хотел спать – спал, кто хотел гулять – гулял, в любое время дня и ночи…
Амос выходил, чтобы пополнить запас сигарет: он собирался также купить тосканские сигары и трубочный табак. Ему не слишком нравилось курить, но не хотелось выделяться, поэтому он не вдыхал дым, а просто с наслаждением держал в руке сигарету или сигару – это придавало ему уверенности. Время от времени он покупал и вино; это ему действительно нравилось, и в те дни он даже позволял себе лишнего.
По окончании «оккупации» жизнь вернулась в прежнее русло. Учащимся не удалось добиться всего того, что они требовали, но достигнутый комромисс все-таки на время успокоил поднявшиеся волнения.
В следующее воскресенье синьора Барди отправилась навестить сына и нашла его несколько изменившимся: он казался каким-то более отстраненным, словно не так уж и рад был видеть ее. Она стала внимательно присматриваться к нему и вдруг обнаружила, что на внутренней и тыльной стороне ладоней Амоса что-то написано. Она взяла его за руку и увидела имена: Карл Маркс, Мао Цзэдун, Хо Ши Мин… Испугавшись, женщина потребовала у мальчика объяснений.
С серьезным видом, свойственным всем подросткам, которые напускают на себя безразличный вид, пытаясь при этом выражать свои мысли таким образом, чтобы выказать собственное превосходство, Амос объяснил, что за первые месяцы пребывания в Болонье он узнал много такого, что раньше тщательно от него скрывалось. «Вы с папой, – сказал он, – а точнее, мы – буржуазия, богатые люди, ну, или достаточно богатые для того, чтобы жить за счет пролетариата, чей труд мы эксплуатируем, чтобы расхаживать в мехах и драгоценностях, разъезжать на лучших автомобилях и позволять себе любую роскошь. Я не считаю это правильным».
Мать Амоса почувствовала себя задетой и отреагировала бурно: «Знай, что лично я встаю по утрам гораздо раньше, чем рабочие твоего отца, тружусь больше, чем они, и обязательств у меня больше, и проблем; и потом, не такие уж мы богатые, как ты думаешь! К тому же мы с папой всегда честно работали, ни одной лиры не украли… Запомни это!»
Амос на мгновение задумался: наверное, мама в чем-то права. Он сам слышал, как она поднималась на рассвете, а возвращалась поздней ночью, тяжело работала, заботилась обо всех и вся вместе со своим мужем. Но где же тогда истина? Кому верить? И он впервые в жизни ощутил растерянность, как человек, который ищет четкие ответы на свои вопросы, чтобы смело предъявить их окружающим, но не находит; который пытается обнаружить истину, а ее не существует; обращается к вере, а она ложна… Лавина мыслей, воспоминаний, эмоций, страстей и беспорядочных концепций захлестнула Амоса, и он почувствовал себя неуверенно. Ему не удалось найти убедительного ответа на свой немой вопрос, и тогда он просто предпочел замять тему, чтобы мамины аргументы окончательно не сбили его с ног.
Они пошли ужинать в маленькую таверну, потом немного прогулялись по центру города, но между ними внезапно повисло нечто, что странным образом отдаляло их друг от друга, разрушая союз, то единство матери и сына, которое всегда связывало их; что-то теперь шло не так. В душу Амоса закрались нечто похожее на недоверие к собственной семье – и одновременно своеобразная ненависть к товарищам по колледжу, которым он раскрыл свое сердце под влиянием их прогрессивных идей. И теперь он чувствовал себя одиноко и неуверенно, как никогда раньше.
Ох уж эта юношеская пора, годы бездумного счастья и бессознательного покоя, которые необъяснимым образом могут вдруг вызвать ощущение растерянности, одиночества, печали!
В последующие дни, проводя время с товарищами по колледжу, Амос начал чувствовать себя непохожим на других, – или же остальные были непохожими на него? Он перестал ощущать по отношению к ним то приятное, вселяющее уверенность сообщничество, которое раньше придавало ему столько сил и смелости. Теперь ему казалось, что друзья отдалились от него, иногда ему чудилось, что они интригуют у него за спиной, скрывая от него тайны, которые он не достоин знать. И тогда его охватывала сильнейшая всеобъемлющая тоска, мучившая его с утра до самого вечера.
Некоторые ребята даже стали бросать ему оскорбления в лицо: мол, буржуй, папенькин сынок, реакционер, рядящийся в пролетария из чистого оппортунизма…
Однажды вечером в маленькой комнатке, где Амос и двое его товарищей делали уроки, разгорелась жестокая ссора, которая переросла в драку. Когда Амос почувствовал, как чей-то кулак влетел ему прямо в солнечное сплетение, он сначала согнулся пополам, пытаясь продохнуть, а потом головой протаранил стоявшего ближе всех одноклассника, попав тому в лицо. Он упал, Амос повалился сверху, в то время как их третий товарищ молотил Амоса по спине. Тогда Амос вцепился зубами в ухо противника и сжимал их до тех пор, пока не почувствовал во рту тошнотворный вкус крови; только после этого он ослабил хватку. Драка длилась несколько минут; затем кто-то вошел в комнату и бросился разнимать мальчишек.
