Сергей Баблумян - Вокруг и около
А вообще-то, какая разница, как нас теперь называть? Насмотрелись на придурковатых нахалов в белоснежных «Бентли» из сословия господ и видим достойных во всех отношениях людей за рулем замызганных «Жигулей» – из категории товарищей. Главное ведь не в том, как друг к другу обращаться, главное в том, кто мы есть по существу, каковы на самом деле. А люди, как показывает жизнь, большей частью существа нормальные, расположенные к открытости, добру и состраданию. Так что смотрите в будущее с оптимизмом и не теряйте бодрости духа, господа!
Кому держать подсвечник?
Сначала анекдот, а потом – к чему бы он? Старый граф лежит рядом с юной женой, а рядом стоит молодой слуга. У старого графа ничего не получается, и он переставляет слугу с места на место, полагая, что это из-за неправильного света. Но результата нет. Тогда, разозлившись, граф командует слуге, чтобы он лег на его место, а сам хватает подсвечник. У молодой пары сразу все получается. Тогда старый граф начинает бить слугу подсвечником, приговаривая: «Будешь знать, как правильно подсвечник держать!»
Теперь о том, к чему анекдот. Знакомые лица из бывших заправил немощь свою в ведении государственных дел уже показали: ни так, ни этак, ни иначе ничего у них не получалось. С какого боку ни подступись, как свет ни ставь, что слугам из народа ни говори, результат тот же – не мычит, не телится.
К чему, к примеру говоря, пришел наш прославленный «граф», переставляя с места на место того же Сирадегяна Ваника Смбатовича? В конечном счете пришел к «Интерполу». Причину провалов, как в таких случаях водится, искали не в себе, а в подсвечнике.
За пролетевшие с той поры годы многие персонажи прошлого заметно поизносились (хотя чисто физически приобрели избыточный вес), а некоторые и вовсе сдали в потенции (профессионально-творческой), да так сильно, что лучше брать в руки не власть, а подсвечник. Отсюда неудовольствие, переходящее временами в злобливость. Неудовлетворенность усугубляет еще и то, что у молодых и новых кое-что, как назло, начинает получаться, как, собственно, и должно быть по жизни. Но размахивать подсвечником все равно хочется. В переводе на обычный язык это называется ярость от бессилия.
Прошу обратить внимание на лексику выдающегося смутьяна нашего времени: самое нежное определение действующей власти – негодяи, самое задушевное по отношению к своей стране – бандократическое государство. Можно подумать, с лица земли стерли вспаханное Левоном Тер-Петросяном «поле чудес», а на его месте наворотили то, что сегодня имеем. И вот теперь, когда уж невтерпеж, когда, как говорил поэт о своем наболевшем, «выдь на Волгу, чей стон раздается…» вдруг понадобился мессия, умеющий горькое делать сладким, курицу птицей, а черное белым или хотя бы оранжевым. И вот он, пожалуйста, герой нашего бремени, вот он перед вами: чистый как слеза ребенка, непорочный, как политэколог Хачик Стамболцян в младенчестве, разве что не ангел, почти святой и удивительно сноровистый. Вот он зажигает честной люд на площадях (где уже есть куда яблоку упасть, и даже не одному), а затем деловито организует революционный процесс, направляя возбужденные массы куда надо, либо используя их для сидения под открытым небом. Вот размышляет о текущем, но так, чтобы считать себя всегда правым, а других всегда неправыми. Вот заводит публику, усиливая эффект умопомрачительных разоблачений артистично исполненными паузами, но чем дальше в лес, тем чаще оказывается, что дыма здесь больше, чем огня. Да и вообще вождь производит больше энергии, чем может потребить среднестатистический пользователь зажигательных экспромтов.
И вместе с тем косит глазом в сторону власти, которую вроде бы ни во что ни ставит, а на деле, похоже, побаивается, поскольку спровоцировать второе кровопролитие уже опасно. Потому что на этот раз стучаться в дверь будет уже не Католикос, которому можно не открывать, а совсем другие люди. Да и вообще: внимая словам трибуна, кажется, что нужен ему дождь, а не гром, поскольку осадки в виде дождя дело в принципе не вредное. Выпадают – и пусть себе. Примерно как в лондонском Гайд-парке, где можно оседлать трибуну и твердить об одном и том же десятилетиями. Проблема исключительно в нюансах долгожительства.
Тут ведь тоже по-разному. Черепаха Гариетта, например, вывезенная с Галапагосских островов еще Чарльзом Дарвином, прожила 176 лет и тихо угасла от сердечной недостаточности в 2006 году. Вопрос в том, что люди столько не живут. Даже в Армении.
«Лего» для взрослых
Кинорежиссер Нерсес Оганесян рассказывал про своего приятеля, давно и безвыездно живущего в Америке. И все бы ничего, если бы не частые по периодичности, продолжительные по времени и удивительные по содержанию телефонные тексты, один из которых воспроизводится ниже.
– Это правда, что пончиканоц на проспекте восстановили?
– Правда, – отвечают ему.
– И пончики такие же, как в наше время? Много крема, много пудры?
– Ну да. Очень много.
– А какао горячее и в подстаканниках? – спрашивают с той стороны Атлантики.
– Какао замечательное. И в подстаканниках.
– А помнишь, – продолжает приятель, – чуть дальше пончиканоца, не на проспекте, а уже на Кирова, овощная палатка стояла. Арбузы, виноград, огурцы-помидоры… Там всегда очередь была, шум-гам-толкотня…
– Было такое дело.
– А она, палатка эта, сохранилась?
– Еще как!
Короткая пауза – и через весь океан, со всхлипом и навзрыд:
– Не может быть!..
Тоска по родине кроется в деталях. Малозначительных на взгляд несведущего, но со смыслом для посвященных: если знаешь, что и к чему было когда-то в Ереване, то разогреть воображение может не только Матенадаран, но и обычная овощная лавка, которая для человека со стороны ноль, пустяк, ерунда на постном масле, а ереванца доводит аж до слез. Потому как ничего подобного: ни пончиков из всенародно почитаемого кафе, ни помидоров из «плодоовощторговской» лавки в Америке не было, нет и быть не может.
Здесь много другого хорошего и разного, но больше всего удручает одинаковость. Она же – главный возбудитель тоски по оставленной родине.
В одноэтажной Америке, где живет большинство, все похоже: улицы, дома, еда, развлечения, мусорные баки и то, что в них. Американский стандарт! С одной стороны, он облегчает быт, но и делает жизнь однообразной, пресной, унылой. Никаких тебе прыжков в ширину в положении «море по колено». В том, чтоб изменить уклад существования, американцы не видят резона, из чего следует: комфорт – главнее, все остальное – потом. Наши же товарищи, сызмальства привыкшие преодолевать трудности, рано или поздно в этот антураж вписываются. По большому счету. Но есть еще и малый. Тот, который в деталях. По ним тоскует сердце, они бередят душу и снятся ночами.