Вилен Визильтер - Телевидение. Закадровые нескладушки
– Из Ужгорода. Тоже мне Мичурин нашелся. Сразу видно, на пражских дрожжах свой гибрид вырастил. Этому Льву место за решеткой… в зоопарке, а не на советском телевидении.
После этого рокового для меня худсовета я оказался очень далеко от Москвы, на Казахском телевидении, а двадцать лет спустя этому Льву нашлось место в первой моей сатирической программе на ЦТ «И в шутку, и всерьез».
А в то время я повис между небом и землей, как тот желудь. Спрашивают у желудя: «Как дела?» – «Да ничего, – отвечает тот, – только вот повис между небом и землей. И не в том беда, что повис. А ведь упаду, и свинья съест. И помочь некому. Кругом одни дубы». Помощь пришла неожиданно, аж из Алма-Аты. В самый разгар свободного падения приходит письмо от главреда творческого объединения «Ровесники» Казахского телевидения Николая Васильевича Чиркова: «До нас дошли слухи, что ты сейчас в свободном полете. Может быть, приземлишься в Алма-Ате? Больших денег и жилья не обещаем, а работы навалом». И действительно, работы оказалось навалом. И рай в шалаше. Мы с женой нашли крышу над головой и семейное счастье буквально в сарайчике во дворе дома моего первого ассистента режиссера Лины Вольской. Сарайчик был ничего, только крыша дырявая и во время дождей протекала. Но, как говорится, голь на выдумки хитра, и мы расположили над супружеским ложем вместо балдахина большой пляжный зонт. Он-то нас и спасал от дождя.
Спустя некоторое время сняли комнату в частном секторе. Устроили новоселье. Стол нам заменял большой фанерный ящик из-под сигарет. А стулья – ящички поменьше. Пригласили друзей. Бутылок было много. Штопора не было. И тогда один из моих молодых друзей, Слава Ковалев, сказал: «Да на фига нам штопор. Это делается очень просто». Взял одну из бутылок и хлопнул о стену. По идее, пробка должна была выскочить. Но, увы, фокус не удался. Бутылка вылезла наружу. Стены были саманные. Мы этого не учли. Чтобы хозяйка не заметила пробоины в корабле, мы с женой заклеили эту дыру иллюстрацией из журнала «Огонек», «Девочка на шаре» Пикассо.
Музыкальный антракт в сумасшедшем доме
В молодежной редакции Казахского телевидения решили мы сделать музыкальную программу для молодежи. Маленькую, чтобы не дразнить «быков», всего-то «15 минут джаза». На дворе был 1970-й год. Это было время, когда еще не было видеозаписи. Во всяком случае, если и была, то до Алма-Аты она еще не дошла. Так что все шло живьем. Тут уж ничего не вырежешь. И «15 минут джаза» я выдавал в эфир живьем, причем визуально, в ритме джаза. Так что через 15 минут прямого эфира, совершенно без сил, я буквально выполз из-за пульта весь мокрый. В таком же состоянии были и операторы, если учесть, какую тяжесть им приходилось передвигать по студии и с какой скоростью.
В понедельник – летучка. Председатель начал летучку с этих самых «15 минут…». Свой первый вопрос он задал главному режиссеру Юрию Филипповичу Сацуку: «Вы видели это?» – «Видел», – ответил главный режиссер. «Ну и что вы можете сказать по этому поводу?» – «Если бы меня попросили определить жанр этого произведения, – ответил Юрий Филиппович, – я бы определил его как музыкальный антракт в сумасшедшем доме». – «Ну ладно, – сказал наш председатель. В отличие от моих московских начальников, он был более либерален и обладал все-таки кое-каким чувством юмора. – Впредь давайте вести эфир без «музыкальных антрактов». Но жизнь тем и хороша, что всегда вносит свои коррективы даже в самые благие решения. Посыпались возмущенные письма от студентов и прочих молодых телезрителей. И когда их набралось несколько мешков, руководство сменило гнев на милость и разрешило эти «15 минут джаза» выдавать в эфир ранним воскресным утром вместо зарядки.
Магическое русское слово
Дело было в Алма-Ате в начале 70-х прошлого столетия. В молодежной редакции Казахского телевидения собралась удивительная команда молодых ленинградцев и москвичей, не нашедших себе места на центральных каналах. Этакие молодые голодные, зубастые волки. Эфир рвали в клочья. Из общей атмосферы выпадал только режиссер Олег Сокольщук. Типичный ленинградский интеллигент, образованный человек высочайшей культуры. Но вот эфиры с места событий что-то у него не клеились. И я решил поехать на одно из событий вместе с ним, посмотреть, где там та самая собака зарыта. Быстро привели ПТС (передвижную телевизионную станцию) в рабочее состояние, «раскидали» телекамеры. Начинается событие. Пошел эфир. Олег в микрофон командует: «Оператор 2-й камеры, не будете ли вы столь любезны взять план уважаемого партийного работника, который находится справа от вас. Оператор 2-й камеры, вы меня…» Пока Олег произносил свою команду, пока оператор ее переваривал, событие переместилось дальше. Я говорю: «Олег, ну кто так делает? Дай микрофон. Оператор 2-й, камеру влево, расквадрат твою гипотенузу! Стоп! Так держать!» Оператор сработал мгновенно и вышел точно на нужную позицию. Я говорю Олегу: «В пылу события даже до самого высокоинтеллектуального оператора вежливые, рафинированные тирады не доходят, а магическое русское слово действует мгновенно и точно».
А где же мастера искусств?
Моя первая трансляция концерта мастеров искусств для передовиков производства города Алма-Аты. Август 1971 года. За полчаса до эфира внимательно прочитываю программу. Затем прошу операторов показать мне зрительный зал. Быстро определяю эфирную партитуру. Первым номером идет романс «Средь шумного бала». Обращаю внимание одного оператора на девушку в партере, чем-то неуловимо напоминающую «Незнакомку» Крамского. Указываю второму оператору на юношу романтической наружности в другом конце зала. Слегка небрит и прическа в легком небрежном беспорядке. Выходит певица в платье, в золотых блестках. Предлагаю третьему оператору «размыть» платье. И дальше показываю весь романс как диалог юноши и девушки в этом размытом золотом мареве. Вот в таком стиле прошла вся трансляция. На следующий день – летучка. Председатель Госкомитета по телевидению и радиовещанию Казахской ССР Кенес Усебаев в полном недоумении: «Я понимаю желание молодого режиссера показать, как наши заслуженные передовики производства воспринимают высокие образцы музыкальной культуры. Но где же мастера искусств?..»
«Ну, заяц, погоди!..»
Году где-то в 1974-м или в 1975-м, не помню точно, Казахстан был награжден орденом Ленина за успехи в труде и в строительстве социализма. Ждали приезда Брежнева на торжественное вручение ордена. Всех трясло снизу доверху. Сначала нас настраивали на парткомовском уровне, затем – на райкомовском, потом – на горкомовском и так далее. «Ох, не к добру это, ребята, – говорил совсем потерявший оптимизм главный инженер, – чует мое сердце, что все это кончится «п… риветом из Ганы». Как в воду глядел. В момент долгой и эмоциональной речи генсека, когда он никак не мог справиться со словом «социсисиский», как ни старался, а все получалось «сиськи-масиськи», вдруг произошла перекоммутация каналов и, как джинн из бутылки, выскочил Волк из известного мультика и завопил что есть мочи: «Ну, Заяц, погоди!» Хорошо, все были начеку. Все-таки настройка на разных уровнях не прошла даром. Волка потом вырезали из речи генсека как чуждый элемент, но «Привет из Ганы» состоялся со всеми вытекающими отсюда последствиями.
