Владимир Буданин - Кому вершить суд
Выиграв третью партию подряд, Ульянов покачал головой и сочувственно улыбнулся, как бы подбадривая Петра:
— Вижу, редко играете. Практики не хватает. А я-то? Хорош! — и заговорил уже по-иному, добродушно и чуть-чуть виновато: — Гостя обижаю. Не по-нашенски, не по-волгарски. Но законы борьбы превыше всего…
Убрал со стола шахматы и заговорил о другом. Спросил:
— По-вашему, Плеханов считает, что российская социал-демократия созрела для подлинного объединения? Не показалось ли вам, что там несколько отвлеченно судят о наших делах?
— Нет, не показалось. По правде говоря, я чувствовал себя рядом с ними приготовишкой и внимал их словам, разинув рот. Но они, несомненно, настроены решительно и верят в русских товарищей.
— И мне так показалось. Это превосходно. Кстати, как вы вообще нашли Плеханова? Мечтает возвратиться?
— Какой русский за границей не мечтает о возвращении! — воскликнул Петр. — Я стал тосковать по дому на второй день.
— Очень, очень верно. Со мной было то же самое. — Ульянов задумался. Полистал книгу, поставил на полку, прошелся по комнате и, не оборачиваясь, попросил собравшегося уходить гостя: — Погодите, Петр Ананьевич. Провожу вас. На Красноярск посмотрю. Люблю с новыми городами знакомиться.
— Я покажу вам кое-что, — охотно вызвался Красиков.
По пути к Енисею Петр отвечал на вопросы чрезвычайно любопытного спутника, рассказывал о местных промышленниках, судовладельцах и купцах, об обитателях Теребиловки и Солдатской слободки, о марксистском кружке в фельдшерской школе.
Миновали последние деревянные домики и вышли к Енисею. К скованной льдом белой заснеженной реке террасами снижались Саяны. Их склоны укутала тайга. Даже в однотонном зимнем наряде, в снегу, она была зелена и свежа.
— Какая красота! — восхитился Ульянов. — Глаз не отвести. Воображаю здешний пейзаж летом!
— Да, Владимир Ильич, места у нас удивительно хороши. Нигде ничего подобного не видел. Главное же, в смысле конспирации отличные места. Заберешься в тайгу — никакая полиция не сыщет. Хоть один ты, хоть двое, хоть несколько сот…
— А вы, я вижу, сибирофил, — усмехнулся Ульянов. — Да ведь вы, кажется, родом из этих мест?
— Из этих. И хотя не все время в детстве здесь жил, привязанность моя к Красноярску неистребима.
Местом ссылки Ульянову был определен Минусинский округ. Однако он с разрешения полицейских властей провел в Красноярске едва ли не два месяца, дожидаясь прибытия остальных сосланных по делу Петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», направлявшихся в Сибирь по этапу.
Это счастливое обстоятельство позволило Петру часто встречаться с Владимиром Ильичем. Петру было приятно, что и Ульянову по душе их встречи. У них обыкновенно обнаруживалось совпадение точек зрения по тем предметам, о которых заходила речь. Но важнее всего для Петра было то, что Владимир Ильич открывал ему свое понимание будущего России. В том, как он, весьма молодой еще человек, ясно представлял, что произойдет спустя годы и десятилетия, и как логически убедительно объяснял ход своих рассуждений, было для Петра нечто загадочное, почти сверхъестественное.
В начале апреля приехали товарищи Ульянова и среди них — Глеб Кржижановский. Встреча с ним была трогательной. Петр еще в те времена, когда они бывали на собраниях землячеств, гуляли по столичным улицам в обществе Гурьева и Бесчинского, мечтали о чем-то розово-отвлеченном, проникся симпатией, почти нежностью к Глебу, человеку утонченно интеллигентному и мягкому. Именно эта мягкость и граничащая с робостью деликатность (качества, каких ему самому недоставало) так расположили Петра к Глебу.
И тем не менее радость встречи с ним была не такой, какой могла бы быть при иных обстоятельствах. Ее омрачала мысль о предстоящем в ближайшие дни отъезде Владимира Ильича. Без Ульянова существование в Красноярске станет совсем унылым…
Когда он провожал Владимира Ильича и его товарищей на пристани, у него было такое удрученное лицо, что Ульянов сказал:
— Не печальтесь, Петр Ананьевич. У нас впереди еще много встреч и не меньше расставаний. Я надеюсь на скорую встречу…
Владимир Ильич приехал в Красноярск больше чем через год.
Красиковы теперь жили на другой улице. После смерти деда пришлось съехать из дома при соборе. Виктория горевала. Почти все ее подруги по гимназии были превосходно устроены. Они вышли замуж за людей положительных, солидных и не знали, подобно ей, ни нужды, ни унижений. А ей на долю досталось едва сводить концы с концами и к тому же снимать жалкую квартирку в чужом небогатом доме.
Недоброе молчание, колючие слова, скорбные вздохи, презрительные взгляды — все это сделалось непременным условием пребывания Петра дома. Как ни тяжко было смириться с мыслью, что близится крах семьи, он более не пытался образумить жену. Просто пользовался любым поводом, чтобы уйти из дому.
А на сей счет сетовать не приходилось. Дел у него было с избытком. С утра — служба. По вечерам — занятия с кружком в общежитии фельдшерской школы. При содействии Евгении и одной немолодой народницы — обе они служили в школе — он получил доступ в общежитие, якобы для занятий с отстающими ученицами, и создал там первый в городе марксистский кружок. На занятиях бывали и ученицы, и преподаватели, а случалось, и те, кто не имел отношения к школе.
С Альбертом и Борисом Чернявским, ставшим рослым красивым чиновником почтово-телеграфного ведомства, в свободные от занятий кружка вечера бывал Петр в рабочих бараках на Теребиловке и в Солдатской слободке. Иной раз все вместе отправлялись в дом Карауловых на собрания ссыльных. Там сходились по преимуществу закосневшие, устремленные мыслью в прошлое народники, и на собраниях случались весьма бурные схватки между ними и марксистами. После смерти Арсения немногочисленную группу красноярских марксистов возглавил Петр Красиков…
В сентябре девяносто восьмого года всюду поспевающий первым Альберт необъяснимым образом выведал где-то о приезде Ульянова и, как водится, примчался с этой новостью к Петру на службу. На другой день они встречали Владимира Ильича на пристани. Он приехал в Красноярск — с разрешения полиции — «к дантисту». В действительности же Владимиру Ильичу необходимо было изучить литературу и статистические материалы для работы над книгой о российском капитализме. Ульянов выглядел помолодевшим, бодрым и отнюдь не подавленным. Пока они шли от пристани вверх, он успел расспросить попутчиков о положении дел в Красноярске, о ссыльной публике, марксистах и народниках, о возможностях по части книг.
