Милош Кратохвил - Ян Гус
Между тем летом 1409 года собор в Пизе сместил обоих пап, римского и авиньонского, и избрал нового папу — Александра V. Однако архиепископ Збынек, чье могущество и карьера до сих пор опирались на Григория XII, решил сохранить ему верность. К его прежней солдатской преданности присоединилось теперь тщеславное упрямство, которое чем дальше, тем больше раздувало в его душе неразумную и уже совершенно некритическую враждебность ко всем, кто не хотел подчиняться ему. Чтобы настоять на своем и продемонстрировать свою власть, он наложил на «непокорную» Прагу интердикт, то есть запрещение всех богослужений и религиозных обрядов, включая крещение и отпевание.
Это был открытый вызов, брошенный в лицо нации и королю. Он породил бурю, и, конечно, в своей Вифлеемской часовне не молчал и Гус. В Праге начались демонстрации против архиепископа, от которых тот бежал в свою резиденцию в Роуднице, прихватив с собою сокровищницу храма св. Витта.
Это, очевидно, исчерпало терпение короля Вацлава. У всех, кто вместе с архиепископом покинул Прагу, король приказал конфисковать имущество; священников, осмелившихся провозгласить с кафедры интердикт, разгневанный народ прогнал из костелов.
Эти энергичные меры помогли: осенью архиепископ снял интердикт, который и без того нигде не выполнялся, и смиренно подчинился новому папе Александру, избранному в Пизе.
Казалось, что наконец-то, после стольких бурных событий, наступит продолжительное успокоение — успокоение, ради которого прогрессивным, ратовавшим за реформу, магистрам и священникам не пришлось сделать ни одной уступки; наоборот, оно принесло им полную победу.
И когда осенью 1409 года приступили к избранию нового ректора Пражского университета, то выбор по праву пал на Гуса, выдержавшего самые сильные атаки противника.
На торжественной церемонии утверждения ректора 20 октября 1409 года Гус произнес свою вступительную речь. Такие выступления вновь утвержденных ректоров обычно отличались высоким красноречием, но и здесь проявилась особенность Гуса-проповедника, его способность увязывать отвлеченное с конкретным и жизненным; то место его речи, где он обращался к университетским магистрам, прозвучало как настойчивый призыв, такой страстный и одновременно человечный: «Бодрствуйте, стойте за веру, ведите себя достойно мужам; будьте сильными, да творятся в любви все дела ваши… Надо еще нам учиться никого не обижать, желать всем добра, чтить старших, не завидовать равным, остерегаться надменности, руководствоваться разумом и любить добродетель. Будем же придерживаться того, что дозволено, и остерегаться того, что угрожает спасению души нашей; не устыдимся говорить правду. Да не остановим мы слов наших в час искупления, не скроем мудрости во всей красоте ее; не воспротивимся ничем слову правды, последуем за словом мира и справедливости, дабы с нами были мир и справедливость».
Период ректорства Гуса, когда магистр Ян достиг вершины своего университетского пути, когда атмосфера вокруг него была полна радости от достигнутых побед, — этот период был последней интермедией покоя и безопасности.
Но на горизонте уже начали стягиваться тучи новой бури, которая продлится, почти без перерыва, до конца жизни Гуса.
Архиепископ Збынек не простил своего поражения чешским магистрам и прежде всего Гусу. Признав Александра V, он тотчас начал интриговать при папском дворе, посылая в Рим жалобы и… дары. И хотя чешский король относился к новому папе лучше, чем к его предшественнику, папская курия всегда держала уши открытыми для жалоб на нарушителей церковной дисциплины. Таким образом, архиепископу удалось вскоре добиться папского запрета учения Уиклифа и его книг, а также было запрещено проповедование в «частных часовнях» помимо церквей. Эта мера должна была отнять у Гуса Вифлеемскую часовню.
Из осторожности Збынек выждал, пока кончится год ректорства Гуса, и в июне 1410 года обнародовал оба запрета; непослушным грозило проклятие церкви.
Гус не испугался этой угрозы. Он ответил на нее страстной речью в Вифлеемской часовне. Ссылаясь на то, что Христос проповедовал на горе под открытым небом, Гус делал следующий вывод: «И так как наши (церковные) законники хотят, чтобы не было больше проповедей в часовнях, даже в тех, что утверждены папской властью, я, желая больше слушать Бога, чем людей, и подражать скорее Христу, чем им, отказываюсь подчиниться этому несправедливому приказу и апеллирую прежде всего к Богу, которому по преимуществу надлежит наделять правом проповедовать, а затем к престолу апостольскому, ибо он должен сиять большей властью, чем наши прелаты… Разве им было знамение от Бога, что заблуждался Христос и доктора святые, которые учат проповедовать всюду?» Изложив таким образом свою точку зрения, Гус обратился с прямым вопросом к своим слушателям: «Вот я апеллировал против приказа архиепископа, — хотите поддержать меня?» И все в один голос отвечали: «Хотим и поддержим!»
Еще прежде, чем апелляция Гуса могла быть разобрана, архиепископ приказал торжественно сжечь на своем дворе все сданные к тому времени сочинения Уиклифа. Эта варварская демонстрация только подлила масла в огонь. Борьба архиепископа с Гусом и его приверженцами давно перестала быть делом только церковных инстанций. Пражский народ, постоянно осведомляемый в Вифлеемской часовне о ходе борьбы, понимал, что здесь речь идет о большем, что тут затронуты его собственные интересы, интересы всеобщей справедливости и права. Народ понимал, что борьба идет против произвола и властолюбия феодальной церкви.
Вскоре на пражских улицах зазвучали насмешливые куплеты. Наряду с известной сатирой — «Епископ Збынек Буки-аз книг немало сжег у нас, что в них писано, не знает», распевалась и песня, которая заканчивалась грозно: «Опозорил Чехии сынов, но проучим лживых мы попов». И если где-нибудь какой-либо священник задевал Гуса, ему отвечали криком и поднятыми Кулаками; в соборе св. Штепана возмущенный народ, обнажив мечи, прогнал священника от алтаря. Священники не решались с кафедр оглашать проклятие, и в конце концов самому королю пришлось вмешаться, чтобы водворить спокойствие в Праге.
Партия архиепископа, сильная высоким саном своих членов, численно была слишком слаба. Поэтому Збынек удовольствовался повторением своей жалобы папскому двору, где тем временем, после смерти Александра, на престол Петра сел новый папа — Иоанн XXIII, тот самый кардинал Бальтазар Косса, который когда-то приказал в Болонье схватить Станислава из Знойма и Палеча.
Между тем в университете продолжались жаркие диспуты. Гус по-прежнему проповедовал в Вифлеемской часовне, на проклятие епископа никто не обращал внимания. Прошло то время, когда запуганный раб божий трепетал перед волей своего церковного начальства: авторитет церкви и ее высоких представителей был серьезно подорван по вцне самой церкви. Ибо, когда собор в Пизе избрал нового папу в расчете покончить со схизмой, никому из прежних пап и в голову не пришло подчиниться и отказаться от притязаний на папский престол. Таким образом, в христианском мире снова оказалось трое пап: Иоанн XXIII, преемник Александра V; Григорий XII, имевший прежде свою резиденцию в Риме, а ныне скитавшийся как беглец по итальянским городам, и Бенедикт XIII, засевший во французском Авиньоне. При этом каждый из них провозглашал себя единственно законным наместником Христа и все трое осыпали друг друга проклятиями, жалобами и клеветой. Что же должны были думать обо всем этом простые христиане, по-настоящему набожные, которые надеялись (и ежедневно терпели разочарование), что именно церковь поведет их души к вечному спасению?
