Джон Бэррон - Пилот МИГа - последний полет лейтенанта Беленко
Однажды ночью он проснулся от удара, за которым последовал страшный грохот — здание треснуло. Из квартиры Беленко через трещину в стене была видна улица. Много сквозных трещин было и в других местах. Отряды рабочих, краны и грузовики были брошены на спасение здания. Его, как бочку, обвязали стальными поясами, а изнутри укрепили балками. Принятые меры лишь ненадолго задержали разрушение здания. Недели через три здание настолько прогнулось, что стало походить на архитектурное чудо.
И все-таки это была своя собственная квартира, и он хотел как можно лучше ее обставить к приезду Людмилы, заканчивавшей весной медучилище. Виктор накопил 1500 рублей, включавшие и те 600, которые ему выдали при получении офицерского звания За 450 он купил телевизор. 300 истратил на холодильник и 250 рублей на диван-кровать. Оставалось 500 — их он отложил на свадебное путешествие в Ленинград.
Подполковник, обучавший инструкторов и считавший дни, когда выйдет в отставку, любил поучать молодых лейтенантов. Беленко впоследствии часто вспоминал его слова: „Чтобы преуспеть, ты должен брать пример с собаки — знать где и когда лаять, а где и когда лизать”. „Советский пилот без карандаша, все равно, что мужик без члена” и т. д. Этот подполковник рассказывал такой анекдот. Через двадцать лет после окончания военной академии встретились два друга. Один стал генералом, другой все еще был капитаном. „Почему ты генерал, а я только капитан?” „Сейчас я тебе все объясню”, — ответил генерал. Он взял камень, подержал его около уха, затем протянул его капитану и спросил: „Ты слышишь шум?” Капитан послушал и бросил камень: „Нет, никакого шума я не слышу”. „Вот почему ты все еще капитан, сказал генерал. — Генерал говорит, что камень производит шум, а ты говоришь „нет” генералу”.
Чтобы его не обвинили в том, что он ведет аморальные, антисоветские разговоры, подполковник всегда с деланной серьезностью добавлял, что так говорят только те, кто имеет неправильное представление о советской армии. Виктор, однако, прекрасно понимал, что все это правда.
Вскоре после того, как Беленко приступил к обязанностям инструктора, руководство полка решило ввести расширенную и ускоренную программу тренировок, не увеличивая при этом численности персонала и количества учебных самолетов. Если раньше каждому инструктору для обучения трех курсантов давали два МИГа-17, двух бортинженеров и четырех бортмехаников из рядового состава, то теперь Беленко должен был обучать шестерых курсантов при том же составе обслуживающего технического персонала. В хорошую погоду полеты продолжались весь день, без перерыва. По-прежнему летать было удовольствием для Виктора, хотя он предпочитал летать один.
Однако самой трудной была работа на земле. Беленко не только руководил группой в двенадцать человек, но и отвечал за поведение курсантов. Он должен был докладывать о каждом их шаге, подмечать каждую деталь и представлять по первому требованию замполита в письменном виде.
Полеты обычно начинались в четыре утра Виктор страшно уставал, делая по девять полетов в день. Однажды на исходе дня его вызвал замполит.
— Что же получается, товарищ лейтенант? Вы, оказывается, совсем не знаете своих людей. Не проводите никакой воспитательной работы?
— Не понимаю. Что вы имеете в виду?
— Прочтите это. — Замполит протянул Беленко письмо, написанное его бортмехаником своим родителям и вскрытое особистом. Солдат описывал свою жизнь — отвратительное питание, тесноту в казарме и „темную” — страшный обычай избивать новичков по ночам.
— Это письмо позорит нашу армию.
— А вы посмотрите на дату — письмо написано задолго до начала моей службы здесь.
Это ничуть не смутило замполита.
— Покажите ваш план работы с этим солдатом.
Беленко передал тетрадь, которую ему полагалось всегда иметь при себе.
— Ну, теперь все ясно: не упоминается ни одной работы Л.И. Брежнева!..
Сволочь! Съездить бы этой тетрадью по твоей толстой харе. Что ты знаешь о нашей работе? Тебя бы заставить летать, ты бы сразу наложил полные штаны.
— Да, это была моя ошибка. Постараюсь, чтобы больше это не повторялось.
Беленко постоянно подвергался нападкам из-за поведения одного из своих бортинженеров, который крал, пил, а иногда и продавал спирт, предназначавшийся для охладительной и тормозной системы МИГа-17. Весь полк — командир, офицеры, солдаты, сам Беленко пили этот спирт потому, что он был бесплатный и чище, чем водка, продаваемая в магазинах. Неудивительно, что спирт высоко ценился на черном рынке. В полку его называли „белое золото”. Пили все, но бортинженер пил постоянно и больше других, всегда ходил шатаясь, устраивал скандалы и, как говорило начальство, служил плохим примером для остальных.
Несколько раз пытался Беленко воздействовать на бортинженера, который был на 16 лет старше его и прослужил в авиации двадцать два года. Увещевал, просил, угрожал — все было напрасно.
В конце концов Беленко получил выговор за то, что „не справился со своими обязанностями”. В ответ он написал рапорт, в котором рекомендовал подвергнуть бортинженера принудительному лечению или уволить в запас. На следующее утро Виктора вызвал командир полка и сказал, что если он возьмет свой рапорт обратно, выговор с него будет снят, а бортинженера переведут в другой полк. Беленко удивился, но согласился.
Требования, предъявляемые к качеству тренировки курсантов постоянно снижались из-за указа выпускать как можно больше пилотов. В свою бытность курсантом Беленко налетал 300 часов, из них 100 на Л-29 и 200 на МИГе-17. Теперь же курсанты летали только 200 часов, да и то часть их приписывалась, ибо ни у курсантов, ни у инструктора не было никакой возможности выполнить все полеты.
В обычный день Виктор вставал затемно, чтобы успеть на 4-х часовой автобус, доставляющий его на базу. Там он завтракал, проходил медосмотр и давал курсантам основные указания. Первый полет начинался в семь утра. И так до часу дня, после чего все шли обедать. С двух до трех командир эскадрильи проводил собрание, на котором разбирались ошибки и промахи допущенные инструкторами, курсантами и техническим персоналом. За собранием следовала бумажная волокита, потом снова занятия с курсантами — до самого ужина. Домой Беленко возвращался в 7:30 и сразу же ложился спать.
Когда наступало воскресенье, единственным желанием Виктора было побыть дома, Людмилу же постоянно тянуло куда-нибудь пойти. Однообразие их жизни тяготило ее. Она ненавидела Сальск, не могла смириться с жизнью в военном городке, с положением жены военнослужащего. После участившихся грабежей летчикам вообще было запрещено появляться в Сальске с наступлением темноты. Беленко уговаривал жену потерпеть: он будет добиваться перевода на другую базу, которая была бы расположена поближе к большому городу.
