Стейси Шифф - Клеопатра
Цезарю пришлось занять оборонительную позицию, и это могло стать одной из причин того, что описание Александрийской войны составлено одним из приближенных полководца на основе его послевоенных речей. Римляне занимали дворец и маяк на востоке, а военачальник Птолемея Ахилл контролировал весь город. Его отряды не давали неприятелю пополнить запасы продовольствия. К счастью для Цезаря, сильнее александрийской смекалки была только александрийская склочность. Учитель Арсинои повздорил с Ахиллом и обвинил его в предательстве. Распри и заговоры сменяли друг друга, к радости солдат, на подкуп которых обе стороны не жалели золота. В конце концов, царевна подговорила воспитателя расправиться с опасным соперником. Клеопатре было хорошо известно, чем занималась их сестрица Береника, пока отца не было дома; она допустила большую ошибку, не удержав Арсиною.
Впрочем, Ганимед и Арсиноя не годились на роль народных предводителей. Это сделалось ясно очень скоро, когда Цезарь получил подкрепление и — несмотря на ожесточенные схватки на море и большие людские потери — начал постепенно переламывать ход войны. В середине января, вскоре после двадцать второго дня рождения Клеопатры, во дворец явились парламентеры просить о милости для юного Птолемея. Александрийцы уже предпринимали безуспешные попытки освободить своего царя. На этот раз они явились к его сестре с предложением мира. Парламентеры желали видеть царя, чтобы «обсудить с ним детали будущего договора». Птолемей не доставлял своим тюремщикам никаких проблем. В заточении он напрочь забыл о властных амбициях и имел не царственный, а, скорее, подавленный вид. Цезарь давно подумывал о том, чтобы отпустить мальчишку. Теперь, когда александрийцы готовы были сдаться, с неудавшимся царьком нужно было что-то делать; Птолемей утратил последний шанс править вместе с сестрой, а примирить Клеопатру со своими подданными в его отсутствие было бы куда проще. В том случае, если бы брат царицы вздумал продолжать борьбу за престол — сейчас трудно сказать, рассуждал ли Цезарь так в действительности или подобный ход мыслей ему приписали позднее, — римляне вновь вступили бы в войну, но на этот раз в войну благородную, «против царя, а не шайки беглых рабов».
Цезарь решил побеседовать с тринадцатилетним правителем. Он призвал юношу «во имя благородных предков сжалиться над своей великой родиной, преданной огню и разорению; позволить подданным вернуться домой к любящим семьям и мирной жизни; довериться народу Рима, пославшего Цезаря примирить царственных врагов». В завершение своей речи Цезарь даровал юноше свободу, но Птолемей не спешил уходить; вместо этого он со слезами стал просить римлянина не отсылать его прочь, ибо дружба Рима и Цезаря для него важнее трона. Глубоко растроганный полководец — у него самого глаза были на мокром месте — пообещал молодому человеку, что ему вскоре будет позволено вернуться. Оказавшись на свободе, Птолемей немедленно возобновил войну против римлян, что лишний раз доказывало: слезы, пролитые ими во время того разговора, несомненно были слезами радости. Приближенные Цезаря были довольны: такое вероломство должно было навсегда излечить их командира от чрезмерного великодушия. На Клеопатру трогательная сцена не произвела ни малейшего впечатления: царица читала пьесу, а то и руководила происходящим из-за кулис. Вероятно, Цезарь отпустил Птолемея, чтобы заронить семя раздора в ряды повстанцев. Если так оно и было, без царицы здесь не обошлось.
На помощь Клеопатре и Цезарю уже спешили свежие силы. Правитель Иудеи привел три тысячи хорошо вооруженных солдат. Птолемей и Цезарь выступили им навстречу одновременно: один чтобы присоединиться, другой чтобы принять бой. В какой-то момент египетской кавалерии удалось отбросить римлян. На западном берегу Нила, между Александрией и территорией современного Каира разразился кровавый бой. Силы были приблизительно равны, но Цезарь одержал победу, совершив блистательный маневр и на рассвете внезапно атаковав египетский лагерь. Застигнутые врасплох египтяне побросали укрепления и бросились врассыпную, пытаясь укрыться в окопах. Кое-кому удалось спастись, но Птолемей, судя по всему, погиб; впрочем, гибель царя не оплакивали даже его вчерашние советники. Тела так и не нашли, хотя Цезарь приложил немало усилий, чтобы раздобыть золотые царские доспехи. Нил издавна считался волшебной, целительной рекой; его воды уносили и цариц в мешках, и младенцев в корзинах. Не хватало еще, чтобы царевич воскрес. Кстати, в будущем самозванец, выдававший себя за Птолемея, все же появился.
Цезарь во главе своей кавалерии возвратился в Александрию, где полководца ждал запоздалый прием, на который он, несомненно, рассчитывал несколько месяцев назад: «Горожане побросали оружие, оставили стены, облачились в рубища и, захватив ритуальные предметы для покаяния, покорно вышли встречать победителя». Римлянин милостиво принял славословия толпы и простил раскаявшихся мятежников. Клеопатра, заранее узнавшая о победе Цезаря, слышала радостные крики александрийцев, бежавших по улицам за его конем. Легионеры, охранявшие дворец, встретили своего командира бешеными овациями. На дворе было двадцать седьмое марта; война кончилась, и весь народ вздохнул с облегчением. Солдаты, честно служившие Цезарю больше десяти лет и последовавшие за ним в Египет, надеялись, что воевать больше не придется. Едва ли они пришли в восторг от необъяснимой выходки своего полководца. И не только они. В Риме вестей от Цезаря не было с декабря. С какой стати он так задержался в Египте, вместо того чтобы наводить порядок дома? Каковы бы ни были причины подобного промедления, римлян куда сильнее беспокоила полная неизвестность. Можно было подумать, что Египет заполучил Цезаря, как в свое время Помпея, и в известном смысле так оно и было.
Почему он остался? Никаких убедительных политических причин для столь иррационального поступка закоренелого рационалиста не было. Можно подумать, что величайшего воина со времен Александра, «гения отваги и прозорливости» ослепила африканская песчаная буря. В общих словах Александрийскую войну можно охарактеризовать так: Цезарь с блеском вышел из глупого положения. Сам он винил северный ветер, «не позволявший никому отплыть от египетского берега». Веский довод, хотя тот же самый ветер не помешал прибыть подкреплению из Азии, которому в результате удалось переломить ход военных действий. Уж теперь-то Цезарю точно пора было возвращаться домой. Да и погода вскоре переменилась. Однако римлянин не спешил. Даже с потрепанной, усталой армией опасаться ему было нечего. Возможно, все дело было в огромных долгах Авлета, хотя сам полководец ни разу о нем не упомянул. Все дело, как обычно, было в деньгах или в любви. Им противостоять нелегко.
