И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков
Протекция петербургских и московских масонов, оказанная Новикову, ни в коей мере не ущемляла казенных интересов, как впоследствии утверждали его враги. Условия соглашения были взаимовыгодны обеим сторонам. Более того, договор с Новиковым практически стал «типовым», повторяясь почти слово в слово при заключении контрактов с новыми арендаторами Университетской типографии.
Приняв на себя нелегкие обязанности университетского «типографщика», Новиков не считался ни с какими затратами. Около 20 тыс. руб., вырученных от продажи отцовского имения в Мещовском уезде, ушли на замену устаревшего типографского оборудования, выписку из-за границы новых шрифтов, покупку бумаги, краски, столярного и слесарного инструмента. Эти жертвы не были напрасными. Уже к концу 1780-х гг. Университетская типография, по свидетельству современников, ни в чем не уступала лучшим полиграфическим предприятиям Европы[67].
Не меньше хлопот, чем переоборудование типографии, доставляли Новикову ее работники. «Человек со ста от меня зависит, по большей части избалованных, ленивых и пьяных, — жаловался он Я. И. Булгакову в письме от 15 июля 1779 г. — Стараюсь, сколько сил моих достает, во всем этом их поправить и, благодаря бога, имею некоторый успех»[68].
Конечно, далеко не все служащие Новикова были лентяями и пьяницами. Время сохранило для потомков лишь имена наиболее энергичных и бескорыстных помощников русского просветителя: фактора (начальника над типографскими рабочими) Андриана Федоровича Аничкова, «много поощрявшего», по словам его биографа, «литераторов своего времени к знакомству с публикой», корректоров Ивана Крамаренкова (1779–1780 гг.), Михаила Копьева (1782–1784 гг.) и Михаила Садикова (1784–1789 гг.).
С каждым годом административные обязанности становились все более обременительными для Новикова. «Свидетельствую совестью, — писал он одному из своих покровителей поздней осенью 1783 г., — что сие бремя удручает меня… сие страдание, как наказание, я действительно заслужил, ибо при начале заведения сих дел я многое делал по умственности и тем самым распространилось сие дело весьма обширно; частию же и непредвиденные происшествия столь увеличили оное, что силы одного человека не могут обнимать его»[69].
Первое время поистине неоценимую помощь Новикову оказывал его верный друг и единомышленник профессор Иван Григорьевич Шварц, добровольно принявший на себя должность «надзирателя» за университетскими книжными лавками и складами (магазинами). Дружбу и доверие между ними не могли поколебать никакие испытания. Это было известно всем. Тем с большей решительностью Новиков отверг предложение братьев по ордену передать в управление Шварцу Университетскую типографию. «Ежели поручить ему же дела типографические, — разъяснял арендатор свою позицию, — то он столь обременится, что невозможно ему будет всего исполнить, ибо и порученные уже теперь ему дела столь обширны, что едва ли не все займут его время, хотя это часть только; к тому же, кажется мне, что по тихости его нрава и нежной чувствительности, не может он с пользою исправить сие дело… В смотрении за типографскими делами главнейшее и беспокойнейшее есть то, что беспрестанно иметь смотрение за рабочими людьми, чтобы они приходили на работы, чтобы исправно работали и чтобы не было краж и напрасного медленна и остановки в деле»[70]. Слова Новикова оказались пророческими. Бремя непосильных забот и гонения ярого недруга масонов — университетского куратора И. И. Мелиссино свели Шварца 17 февраля 1784 г. в могилу. Гораздо более подходящим для роли управляющего типографией оказался другой масон — И. А. Алексеев. «Ревность и прилежание» нового помощника с лихвой компенсировали положенное ему хозяином ежегодное жалование в 250 руб., бесплатную комнату и «стол». Впоследствии, по некоторым сведениям, должность Алексеева перешла к питомцу Шварца — М. И. Невзорову, человеку предприимчивому и разносторонне образованному.
Помимо решения чисто административных и хозяйственных вопросов, Новикову приходилось постоянно изыскивать способы для повышения доходности своего предприятия. Добиться этого было трудно. Особенно на первых порах ему не хватало опыта в проведении сложных коммерческих и финансовых операций. Прибыль с капитала, вложенного в книги, поступала с большим запозданием и крайне нерегулярно, в то время как для расплаты с многочисленными поставщиками и кредиторами требовались наличные деньги. Мизерных доходов с имений Новикова едва хватало для прокормления его семейства, на помощь правительства рассчитывать не приходилось. Оставалось только брать деньги в долг под ростовщические проценты, пожиравшие то немногое, что удавалось выручить за проданные книги. «Как вам известно, — жаловался Новиков начальству, — беспрерывное помешательство в делах типографских и сильные расстройки по сим делам, со стороны Университета происшедшие, так запутали все сии дела, что не мог уже я их обозреть, ни удержать в руках своих и по неосторожности, более же по умственности, желая поправить оные, часто умножал только их… Сверх того, как по известным вам бывшим обстоятельствам, не мог я делать свободных оборотов в денежных делах, то от всего сего произошло, что я боялся дать слово и отказывался в таких делах… которые после с удобностью исполнял»[71].
Можно с уверенностью сказать, что Новикова в те годы спасло от финансового краха только его удивительное умение находить «сочувственников», готовых материально поддержать любые начинания этого страстного поборника просвещения. К сожалению, сведения о первых пайщиках новиковского книгоиздательского товарищества чрезвычайно скудны. Сам факт их существования подтверждается только пометой «Иждивением Новикова и Компании», появившейся в конце 1782 г. на некоторых книгах. Столь же проблематично официальное участие в его издательских предприятиях 1779–1782 гг. масонских лож и филантропических обществ. Думается, что, принимая финансовую помощь у тех или иных лиц, Новиков юридически и реально оставался единовластным хозяином Университетской типографии[72].
Важным рубежом в деятельности московского просветителя стало 15 января 1783 г., день, когда после долгих колебаний Екатерина II вынуждена была наконец узаконить существование вольных типографий. Новиков не мог упустить столь благоприятную возможность, сулившую ему долгожданное освобождение от правительственной опеки, моральную и материальную независимость. Правда, финансовое положение издателя, и без того не блестящее, особенно осложнилось в связи с покупкой и перестройкой осенью 1782 г. дома на Лубянской площади, где разместилась Университетская типография, выселенная из старого помещения губернскими присутственными местами[73]. Однако и на этот раз на помощь к нему пришли братья-масоны — руководители «Дружеского ученого общества».
