Борис Федоров - 10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы
Е.Ясин и Г.Явлинский, в свою очередь, обратились к Б.Ельцину с соответствующими разъяснениями. И, по сути, в обмен на отказ от раздувания скандала о плагиате они получили предложения войти в правительство, причем Г.Явлинский получил должность вице-премьера, а Е.Ясин после долгого, ожидания — нет. Министром экономики он стал только в 1994 году после «черного вторника».
Сразу после назначения Г.Явлинский развил кипучую деятельность и проявил недюжинный политический талант, сумев эффектно «подбить» Б.Ельцина и М.Горбачева на подписание совместного документа о создании единой экономической программы СССР и России. Г.Явлинский был, на мой взгляд, абсолютно справедливо убежден в необходимости спасения Союза и бесперспективности реформ в одной отдельно взятой республике СССР.
Я присутствовал на первой встрече в пансионате «Барвиха» в номере у С.Шаталина (тогда члена Президентского совета), где он, Г.Явлинский, Н.Петраков (как помощник Президента), Л.Абалкин (как вице-премьер правительства СССР) и я обсуждали предстоящую совместную работу. Однако Л.Абалкин, видимо уязвленный ловким маневром и напором своего бывшего ученика Г.Явлинского, с самого начала устранился от совместной работы. Это было началом конца нашего сотрудничества.
Нам выделили для работы над программой большую старую дачу в российском правительственном поселке «Архангельское» по Калужскому шоссе. Группе были созданы неплохие условия для работы. Г.Явлинский и я имели дачи как члены правительства, а всем остальным участникам дали квартиры.
В группу «500 дней» вошли многие известные ученые: Е.Ясин, его помощник или младший сотрудник С.Алексашенко, сотрудник ИМЭМО Л.Григорьев, помощник Н.Петракова А.Вавилов, В.Магциц, В.Мартынов (директор ИМЭМО). М.Задорнов, А.Михайлов и Т.Ярыгина были включены в группу от Г.Явлинского. Периодически участвовали в нашей работе и другие люди. Многие экономисты обиделись, что их не привлекли, но ядро группы было именно таким — всего несколько человек.
Г.Явлинский хотел положить в основу работы свой документ «400 дней». Однако в документе остался лишь пропагандистский принцип «дней», а все остальное писалось заново с использованием различных наработок.
Принцип «500 дней» любят сегодня критиковать и понимать буквально, но тогда он был крайне необходим политически. Я и сейчас считаю, что идея была правильная. Только в России из-за нашей традиционной неорганизованности боятся делать чего-либо по четкому графику. В стране плановой экономики никогда не работали по планам. В результате никогда и ничего нельзя проверить. Вроде и было то или иное правительство, а что сделало — неясно. Хороший пример — правительство Е.Примакова.
Были намечены разделы программы, которые писали конкретные люди. Эти разделы в значительной мере ничего не имели общего с «400 днями» Г.Явлинского. Например, я писал все, что было связано с финансами, кредитом и внешнеэкономическими связями, Л.Григорьев — раздел по приватизации, В.Мащиц — раздел об экономических отношениях внутри Союза и т. д. В моих разделах я не позволил изменить ни слова и полностью отвечаю за их содержание и сегодня.
Главная идея программы заключалась в сохранении республик в составе Союза на новых условиях, постепенной либерализации цен и рынков, последовательной и разумной приватизации через акционирование и т. д. То есть это был очень мягкий и поступательный вариант реформ, так как еще сохранялись шансы на «мягкое» вхождение в рынок. Первые 500 дней осуществления программы должны были заложить основы рыночной экономики.
По моему предложению был использован опыт нашей старой работы над первыми «100 днями» президента М.Горбачева, была сразу запланирована вторая часть программы, состоящая из более чем двух десятков законов, указов и постановлений. Часть из них пришла из сборника об акционировании и нашей весенней программы, о которых я уже рассказывал. Поэтому минимум на 90 процентов это была принципиально новая программа.
Нами запрашивались в министерствах и ведомствах материалы, чему способствовал высокий статус С.Шаталина. Как член Президентского совета он имел широкие возможности и охотно пользовался «вертушкой», выбивая информацию для нас. Так, информацию о бюджете приезжал давать тогдашний начальник управления Минфина В.Барчук (будущий министр и потом председатель Пенсионного фонда).
Однажды произошел любопытный инцидент, связанный с нашим мальчишеским отношением к жизни. Не знаю почему, но И.Нит и П.Медведев активно критиковали нас в средствах массовой информации, хотя программы они не видели. Обычная история — экономисты, которых не привлекают, тут же начинают критиковать, не читая критикуемых материалов.
И вот, однажды поздно вечером, услышав очередные колкие замечания по радио, мы экспромтом сочинили резкий ответ нашим критикам и фельдъегерем отправили его в «Аргументы и факты». Даже такие степенные люди, как Н.Петраков, Е.Ясин и С.Шаталин, подписались под более чем резкими и излишне эмоциональными словами об «экономическом шарлатанстве» наших оппонентов и т. д. Сейчас я понимаю, что делать это вряд ли следовало.
Далеко не все в программе вызывало единодушное согласие участников. Я прекрасно помню, что Г.Явлинский и Н.Петраков проповедовали идею массовой иностранной помощи (товарные интервенции, финансовые «инъекции»). На этом же потом была частично построена и «гарвардская» программа Г.Явлинского в 1991 году.
Я же выступал против опоры на помощь извне, и этот раздел удалось существенно смягчить. Бездумное наращивание внешнего. долга всегда меня отталкивало, и время подтвердило мою правоту. Я и в последующем придерживался принципа: «Реформу нельзя купить за иностранные деньги. Реформу надо делать самим».
На последнем этапе нашей работы возник вопрос о том, что будет какое-то секретное предложение к программе. Делал его Н.Ясин по согласованию с Г.Явлинским, а от меня его утаивали. Тогда я потребовал показать мне это приложение и был удивлен, что под эффективным «секретным оружием» подразумевалась тривиальная конфискационная денежная реформа. Со времен И.Сталина денежную реформу у нас всегда считали сильным методом коррекции экономической ситуации.
До сих пор я не понимаю, почему она казалась такой действенной и необходимой. Тогда мне дали поработать над этим разделом, и нам удалось его смягчить и сделать более цивилизованным. При этом мы договорились, что подобные меры могут иметь место только в условиях экономической катастрофы, которой, я надеялся, не будет.
В целом же наша концепция реформы не претендовала на особый российский «путь» или особую оригинальность. В современном мире почти все уже изобретено и опробовано. Главное отличие состояло в попытке подойти к реформе цен постепенно, с большими социальными амортизаторами для населения. Я и сейчас считаю, что этот «эволюционный» подход был тогда правильным. В тот момент, на мой взгляд, еще можно было избежать обвальной либерализации цен.
