Андрей Калиниченко - Воздушный снайпер
Свирепствует за окном буран. Воет в печной трубе ветер. Но в натопленной буржуйкой землянке тепло, уютно. И от этого, а также от того, что теперь кругом родная земля, а не скалистые берега полуострова, Василий ощутил особую радость. Лишь где-то в самом дальнем уголке души постоянно таились тревога, беспокойство за жену: три месяца на Ханко, а от Саши - ни одного письма. "Жива ли, где сейчас, что с ней?" - не давали покоя вопросы.
Лейтенант вышел из землянки и направился на командный пункт. Хлопали на стоянке самолетные чехлы. Порывистый ветер бросал в лицо горсти снега, волнами гнал по взлетному полю вихристую поземку. Вдали, за мутноватым горизонтом, виднелись очертания большого города. В декабре положение Ленинграда еще больше ухудшилось: голод и холод косили население. Только за один этот месяц на Пискаревском кладбище было похоронено 53 тысячи человек.
- О чем задумались, лейтенант? - спросил встретившийся капитан Ильин.
- Да так, о разном, - Голубев не любил посвящать товарищей в дела семейные.
- А все-таки? - настаивал капитан.
Поняв, что отшутиться не удастся, да и скрывать причину грусти вроде бы ни к чему, Василий признался:
- Размышляю, как бы разыскать жену. Если не уехала и жива, то где-то в городе.
- Что ж тут голову ломать. Пока не летаем, идите в штаб за увольнительной, в столовую - за продуктами и отправляйтесь.
- Спасибо, товарищ капитан! - выпалил повеселевшим голосом летчик, еще не до конца поверив в возможность предстоящей встречи с Сашей.
- Отправляйтесь, не теряйте времени, - подтвердил капитан. - Полетов пока не будет. Видите, какая погода?
Оформил документы и получил паек Голубев быстро. И вот уже шагает по Ленинграду. Вид хорошо знакомого города сразу поразил: улицы засыпаны снегом, застыли в сугробах троллейбусы и трамваи, не работают магазины. Только много узких пешеходных тропинок петляет на многолюдных прежде, ныне пустынных широких проспектах. По ним медленно и с трудом передвигаются редкие прохожие. Кругом - разрушения. В стенах обгоревших, закопченных зданий - огромные дыры от снарядов.
Летчик обратил внимание, что бреши в фасадах больших домов заделаны фанерой. На ней художники дорисовывают уничтоженные детали дома: карнизы, окна, трубы. Такие здания тоже воевали: издали они казались невредимыми и путали все карты фашистским наблюдателям-корректировщикам.
Школу, где жила раньше Саша, Василий разыскал без труда. Входная дверь была не заперта, и, шагнув через порог, лейтенант оказался в полутемном коридоре. Вошел в ближайшую комнату. Сквозь тусклый свет коптилки различил людей в зимней одежде, сидящих вокруг железной печки. Ворвавшийся морозный воздух качнул маленькое пламя, и на стенах запрыгали длинные тени. Стол, четыре кровати и стулья - вся обстановка просторной комнаты. В двух окнах вместо стекол вставлена фанера.
- Здравствуйте, - негромко произнес Голубев. Сердце забилось учащенно. Люди медленно, будто нехотя, повернулись к двери. Он узнавал и не узнавал жену. Она смотрела на него ничего не выражавшими глазами. Потом с трудом поднялась, приблизилась к нему и потрогала за рукав.
- Ты пришел, Вася, - тихо отозвалась Саша и замолчала.
Он обнял ее хрупкие плечи и, целуя в щеки, все удивлялся: "До какой степени может человек исхудать!"
- Есть хотите? - спросил лейтенант, обращаясь к женщинам, но, спохватившись, ругнул себя за неуместность заданного вопроса.
- А разве бывает, что не хочется есть? - произнесла жена, высвобождаясь из объятий и оглядываясь на подруг.
Василий еще раз мысленно чертыхнулся и уже деловито сказал:
- Да-да, конечно. Одну минутку...
Он достал из маленького чемодана полбуханки хлеба, банку сгущенного молока, сахар, какие-то другие продукты, выложил на стол.
- Это же целое богатство! - сразу преобразилась Саша. - Девочки, несите кипяток, будем чай пить.
С тех пор, как их поселили сюда, четыре женщины сдружились. Беженки из оккупированных врагом пригородов Ленинграда, они теперь были бойцами отряда местной противовоздушной обороны. Делились скудным пайком: так все-таки легче переносить голод.
Василий снял реглан. Желтые лучи коптилки упали на прикрепленный к темно-синему кителю новенький орден Красного Знамени. Увидев его, жена еще больше оживилась:
- У тебя награда? Она идет тебе.
- Поздравляем, поздравляем, - хором отозвались другие женщины.
Василий открыл ножом банку сгущенки. Саша нарезала кусочками хлеб. Потом разлила в алюминиевые кружки понемногу молока. Как они ели хлеб! Тонкими пальцами предельно осторожно подносили кусочки к дрожащим губам, непременно подставив вторую ладонь снизу, чтобы ни одна крошка не упала. Затем медленно и очень-очень долго жевали, отчего натягивалась и, казалось Голубеву, вот-вот могла лопнуть похожая на выцветший пергамент кожа впалых щек. Лишь тщательно пережевав и проглотив крохотную порцию, запивали ее мелкими редкими глотками.
- Давайте съедим только часть, - предложила старшая женщина, - остальное - утром, перед дежурством.
Возражений не было. Убрав со стола, женщины стали укладываться спать. За ним остались только Голубевы. На лице Саши появился слабый румянец.
Где-то далеко заухали взрывы.
- Похоже, Петроградку снова обстреливают, - сказала одна из жительниц комнаты.
- Значит, можем спать спокойно, - отозвалась другая и отвернулась к стене.
- Ты надолго? - произнесла вполголоса Саша.
- До утра.
- А потом куда?
- В свою часть.
- Ты должен писать мне чаще и обо всем, - просила жена.
- Я и так пишу обо всем. Только вот письма к тебе не все доходят. Война идет, дорогая.
По минутному молчанию догадался: с его доводами жена согласилась.
- Как питаешься? - спросил Василий.
- Сам видишь, - ответила Саша и, помолчав, добавила: - В конце ноября пятый раз урезали норму выдачи хлеба. Получаем его сто двадцать пять граммов в сутки. Больше - ничего. Зато обстрелами все сыты по горло. Знаешь, что люди говорят: "Глотаем осьмушку хлеба с огнем и кровью пополам".
Не знала тогда жена летчика, что и эта осьмушка выпекалась не из чистой муки. Чтобы хоть как-то растянуть сроки расхода ее донельзя скудных запасов, добавляли всякие примеси - из соевых отрубей, казеина и даже целлюлозы. Затем пошли в ход и мучная сметка с пылью, и кукурузная вытряска из мешков. Словом, все, что было относительно съедобным.
- А воду хоть вдоволь пьете? - спросил Василий.
- Если утром кто-нибудь продолбит лунку на Неве, а мы сумеем выстоять очередь на морозе, полное ведерко запасаем. Воду тоже экономим, даже пожары тушим снегом и льдом.
