Серго Берия - Мой отец – нарком Берия
На «ты» Сталин был лишь с единственным человеком – Молотовым. Это не значит, что я стремлюсь таким образом дистанцировать своего отца от Сталина. Но так было. Сталин действительно не позволял себе в отношении моего отца и Молотова того, что позволял себе в отношении, например, Микояна и Ворошилова. С последними он просто не считался.
Пожалуй, самой одиозной фигурой в сталинском окружении был Жданов. Он ревновал любого человека, который в тот или иной момент был близок к Сталину. Как никто другой, он буквально рвался в наследники диктатора. Серый кардинал в окружении Сталина – так, наверное, будет точно. Именно он – идеолог массовых репрессий в стране. Когда будут рассекречены архивы, наверняка обнаружатся телеграммы и письма, подписанные им и Сталиным. Зачастую стоит одна подпись Сталина, но стиль его, Жданова. Он ведь не только продвинулся на репрессиях, но и намерен был идти в буквальном смысле по трупам и дальше. Страшный человек!
Возможно, мечтал о дальнейшей карьере и Ворошилов, здесь судить трудно. Но при жизни Сталина дальнейшее его продвижение было исключено – тот его ни в грош не ставил, а позднее нашлись другие, более прыткие и удачливые претенденты в вожди.
Каганович прекрасно понимал, что претендовать на высшие посты он не может. Пишут, что он конфликтовал в последние годы жизни со Сталиным, кричал на него. Все – выдумка. Как-то мама спросила у него, неужели он искренне верит в то, что говорит о «врагах народа» и прочем. Каганович ответил так: «Это мои убеждения!».
Странный был человек. Пальцем не пошевелил, чтобы спасти своего родного брата Михаила, наркома авиапромышленности. Перед Сталиным бегал на задних лапках.
Отец рассматривал Кагановича как ренегата. Когда по инициативе моего отца были предприняты попытки использовать мировое еврейское движение в интересах Советского Союза, Каганович тут же занял оппортунистическую позицию. Известно уже, как Каганович заставлял деятелей еврейского движения подписывать антиеврейские манифесты.
Известна и его роль в массовых репрессиях. Крови на нем много. Достаточно вспомнить, что он устроил на Украине…
А вот обвинения его в причастности к депортации народов правдивы лишь отчасти. Он, как и большинство членов Политбюро, действительно голосовал «за», но активным проводником русской национальной политики не был. Здесь тон задавали Жданов, Хрущев и другие. Сталин при всех своих диктаторских замашках не считаться с этой политикой не мог и шел на уступки русскому национализму. Он играл на нем, на русофильской имперской политике. Это однозначно. Но к Кагановичу прямого отношения, повторяю, это не имеет.
Все основания претендовать после смерти Сталина на пост главы государства, думаю, были у Молотова. Имею в виду его биографию, а не политические качества. В партию Вячеслав Скрябин (Молотов – его псевдоним) вступил еще в 1906 году, учась в Казанском реальном училище. В 1909 году был арестован как один из руководителей революционной организации. После ссылки учился в Политехническом институте в Петербурге. Весной 1916-го вновь сослан на три года в Сибирь. Бежал.
В 1917-м – член исполкома Петроградского Совета и Петроградского комитета партии, один из редакторов «Правды». Был знаком с Лениным. С середины двадцатых – член Политбюро. Как секретарь ЦК замещал Сталина. С 1939 года по совместительству стал наркомом иностранных дел. Такой биографии никто в окружении Сталина в те годы не имел. Понимая это, Жданов, к примеру, всячески пытался его дискредитировать в глазах Сталина. В 1949 году была арестована жена Молотова, Полина Жемчужина. Люди старшего поколения помнят то время как период борьбы против «безродных космополитов».
Жемчужина была одним из активных организаторов еврейского движения в СССР, и ее обвинили в связях с мировым еврейским движением. Арест санкционировал ЦК. Неправда, что лишь сам Молотов воздержался при голосовании на Политбюро, когда шла речь об аресте его жены. На том заседании выступал мой отец, заявивший, что никаких оснований для ареста члена ЦК Жемчужиной нет. Выяснилось, что Жемчужина вела какие-то разговоры, связанные с решениями ЦК, его линией в отношении Еврейского комитета. Вне ЦК и правительства такие вещи обсуждать не позволялось.
Молотов знал, что Жемчужину хотели арестовать еще до войны, и только активное противодействие отца помешало группе членов Политбюро нанести удар по Молотову.
Это был человек, вне всяких сомнений, более умный, чем Жданов, не говоря об остальных, но нет ни одного документа, касающегося бывших лидеров партии, каких-то партийных группировок, где не было бы резолюции Молотова. Имею в виду политические процессы и репрессии. Он делал все, что делали и остальные.
Прямых столкновений с моим отцом у него никогда не было. Напротив, он очень ценил его, что, впрочем, не мешало Вячеславу Михайловичу резко выступить против отца в связи с Катынской трагедией, некоторыми вопросами, связанными с внутренней политикой государства. Крайне не понравилось Молотову и выступление отца в защиту Тито. Сталин тогда назвал отца и некоторых других людей, выступающих против конфронтации с Югославией, титоистами, а Молотов в довольно резкой форме заявил, что Тито – предатель интересов социалистического лагеря.
Отец в таких случаях в долгу никогда не оставался и отвечал столь же резко.
Это не зафиксировано в материалах Пленума, но я знаю, что накануне проходило заседание Президиума ЦК, на котором Молотов говорил совершенно другие вещи. Скажем, на Пленуме он критиковал отца за разрыв отношений с Югославией. Уж кто-кто, а Вячеслав Михайлович прекрасно помнил, как все было в действительности. Но примечательно другое – лгали на том Пленуме кто больше, кто меньше, но – все. Это вполне понятно. Любопытно другое. Накануне в узком кругу тот же Молотов произнес совершенно другие слова:
– Более способного человека, чем Берия, среди нас нет, более энергичного и грамотного в тех проблемах, которыми он занимался, тоже нет. А что он имел свою точку зрения, то он этого, как все мы знаем, никогда не скрывал. Мы можем соглашаться с ним или не соглашаться, но мы ведь сами согласились с его предложениями, а теперь их же будем ставить ему в вину…
У меня нет стенограммы того заседания Президиума ЦК, нет других доказательств, но я склонен верить человеку, рассказавшему мне о том выступлении Молотова. Думаю, Молотов повел бы себя и на Пленуме совершенно иначе, если бы знал, что отец жив. Очень многие люди, участвовавшие в работе того Пленума, тоже знали, что его нет в живых, а следовательно, бороться уже бессмысленно. Цинизм, который десятилетиями прививала народу партия, напрочь исключал такое понятие, как память…